A drawer & a honest art-thief.
Первая из трех последних глав, оцифренная за сегодняшний день. Получилась довольно легкой и недлинной. Дальше - завтра.
кучка позитиваГлава 6. Звери.
Мы останавливаемся на привал после полудня, после того, как меньшее солнышко, с мелодичным названием Глынь, уже минуло зенит, а большее – Жарх – как раз перекатывается на закат. Место Тррхе выбрал редкой красоты: мы съезжаем с дороги в низину, огибаем подножие поросшего лесом холма, и оказываемся в уютной «чаше», с одной стороны ограниченной скалистым склоном, а с другой полукольцом широкого ручья и возвышающимся на том берегу густым старым лесом. Из разломов каменистого склона пробивается несколько родников, вода искристо сбегает по темному от влаги камню в одно общее русло. А там, где склон более пологий, начинается лес, почти такой же густой, как и заросли за ручьем.
Обычно торговец не разжигал костер среди дня, мы быстро перекусывали, и ехали дальше. Теперь он, подключив меня, собирает дров и, велев мне следить за огнем, быстро поднимается по склону, и скрывается в лесу. Приготовив запас дров, я усаживаюсь на берег ручья и долгое время просто любуюсь могучими, непривычно высокими деревьями, пышным подлеском и лежащим у воды валежником. Красота и спокойная мощь старой рощи завораживает.
Я настолько задумалась, что вскакиваю на ноги от неожиданности, когда на поляну с лесистого склона выбегают три некрупных зверя, напоминающих упитанных кроликов. Но их спины и бока покрывает не шерсть, это серая встопорщенная чешуя, а то, что я приняла за привычные длинные уши, оказывается рогами – звери, едва выбежав, замирают, позволив рассмотреть себя. Сю же секунду со стороны подлеска что-то мелькает, и одно из животных утыкается в землю с метательным ножом в шее, а двое других тут же шмыгают прочь, под укрытие скал.
Из зарослей показывается торговец, в его взоре читается законная гордость, кроме того, я замечаю, что его глаза вновь сменили цвет, на глубокий желтый. Тррхе поднимает тушку, устанавливает на огнем котелок, и приступает к разделке, достав нож с чем-то вроде отточенного крюка на конце. Процесс весьма неприятен, но его результат превосходит всякие ожидания: сваренное с душистыми травами, мясо дразнит нежным ароматом, мой полупустой желудок напоминает мне, что уже третий день я ем один хлеб с водой. Я съедаю, совсем немного, не переставая опасаться, и мужественно сдерживаюсь – вкус у мяса оказался под стать аромату, даже то, что мясо несколько жестковато и имеет сероватый оттенок, не портит впечатления.
Торговец ест не спеша, и мой очередной вопрос рождается сам собой:
- Разве мы не торопимся догнать знавца?
- Я знаю, что знавец задерживается в Рóгах на ночь. Мы, считаю, будем успевать ко времени.
- Откуда ты это знаешь? – Мне действительно интересно. Колдун, укрепляюсь я в своем мнении.
- Шха, - отвечает тот. Он, похоже, большой специалист в вопросах этих «шха».
- Но как?
- Прыга… - начинает Тррхе, вздохнув, - этого дня я успел устать от вопросов.
Мне бы, возможно, расстроиться, или обидеться, но кто я, черт возьми, такая, чтобы обижаться? Скорее я буду благодарна ему за еду (между прочим, он кормит меня из своих запасов уже второй день), «способствование» моему путешествию (пробовала я в одиночку тут бродить) и те ответы, что уже дал. Так что, я молча киваю, и иду к реке, умыться и сполоснуть импровизированные китайские палочки, вырезанные для обеда из сухой ветки жесткого кустарника. Возвратившись к костру, вижу, что торговец уже собирает вещи, и уходит мыть котелок. Огонь остается гореть, и я, принюхавшись, с изумлением понимаю, что в огне тлеет свежая шкурка убитого животного. Запах довольно неприятный, пусть и неожиданно тонкий. Кроме того, в густом дыму я отчетливо вижу расплывчатый силуэт «тучи». Помня признание торговца на счет вопросов, я только уточняю коротко: «твоё шха?», и, получив кивок в ответ, успокаиваюсь на том, не решаясь строить предположений об отношениях шкурки и «тучи».
Через полчаса, залив огонь, мы собираемся и вновь выезжаем на дорогу. Круп кьеу ощутимо подпрыгивает при движении, болезненно подталкивая меня под ушибленный вчера копчик, вопросы, заготовленные заранее, приходится отложить, да еще и облака начинают собираться в высокие густые массы. Их белые бока и темные, тяжелые животы напоминают парусники, перевозящие дождь в серых трюмах, а лучи двух солнц высветляют паруса, и пробиваются сквозь, дробясь на яркие пучки.
Дорога становится все более оживленной, вбирая в себя езжие тропы поменьше, то ныряя с холма вниз, то взбираясь на следующий и открывая вид на медленно приближающийся город. Встречные и попутные пешеходы, всадники и телеги тоже вызывают мой живейший интерес, разнообразием и непривычным видом. Видимо, кьеу пользуется большим успехом, но однажды нас обгоняет всадник, оседлавший еще более причудливое создание: тонконогое, высокое и худое, оно мчалось вперед с прытью оленя, изящное и какое-то хрупкое.
Когда мы обгоняем какую-то старую, скрипучую телегу, я оборачиваюсь, чтобы получше разглядеть возницу, и замечаю вдали, позади нас, нечто такое, от чего становится не по себе. Внушительных размеров грузное существо, покрытое ярким, пурпурным мехом, несется вперед с грацией крупного хищника. Голова его пригнута к земле, украшена начинающейся прямо от носа гривой и длинными, широкими ушами, что развеваются от быстрого бега. Мощные и крупные передние лапы внушают уважение, широкие бока вздымаются мерно. Чудище приближается.
Торговец тоже замечает существо. Я была уверена, что он пришпорит кьеу, но Тррхе останавливается, мы оба спешиваемся, и ждем, когда зверь догонит нас. Чудище приближается, замедляя бег, и останавливается возле нас, глубоко дыша. Я немо разглядываю его, широко раскрыв глаза. В холке зверь чуть выше двух метров, задние лапы чуть короче передних, бока словно испачканы черными подпалинами, длинный пушистый хвост заканчивается черным же пятном. Шерсть гладкая, короткая и жесткая, под ней перекатываются мощные мышцы. Мудрые, смешливые глаза посажены глубоко, голова квадратная, с тяжелой нижней челюстью, из под верхней губы торчат крепкие желтые клыки. А еще…
- Ал-трр-хейнт! – Громогласно возвещает зверь, чуть отдышавшись, и внимательно разглядывая торговца. Он говорит, не размыкая губ, лишь вибрируют широкие крылья носа. – Ми наблюдаэ, ти путешествуеше!
- Так, до Рóгов, - отвечает торговец миролюбиво. После густого, глубоко баса зверя, голос Тррхе кажется металлически звонким.
- Та ишшо при сопутнеше! – Продолжает существо, внимательно глядя уже на меня. Дар речи ко мне еще не вернулся, так что я просто киваю, позабавив массивного зверя, глухо хохотнувшего. Губы его почти не улыбаются, но смеются темные глаза.
Торговец берет кьеу под уздцы, и мы продолжаем путь к Рогам, уже втроем.
- Та ми усэ гадав, твоэ то кьеу, либо не: спина-то на йим сидеше неведома, - басит зверь. Он идет совсем рядом со мной, и я внимательно его изучаю. Черная гривка топорщится щеткой, начинаясь у носа, проходя меж мягких, висячих ушей, и спускаясь по широкой спине почти до хвоста. Передвигается зверь по-прежнему на всех четырех, ставя лапы на подушечки, как кошки. Короткая шея посажена низко, словно зверь вне время сутулится. И говор у него изумительный, на какой-то украинский или польский манер.
- Що за добже дэнь! Заботы разрешив, пожрав, та ноне знакомца встречавше!
На это замечание торговец улыбается – впервые за эти два дня.
- Так… Вы давно знакомы? – Спрашиваю я, чтобы хоть как-то начать разговор со зверем, показавшимся мне весьма симпатичным.
- Ах-хо! Та прига може говорише! – Изумленно возвещает зверь, широко раздув ноздри. Такая манера произносит звуки очень непривычна, но мне скорее нравится, чем нет.
- Та Ал-трр-хейнта ми знававше дóлги лáзни, - отвечает он на мой вопрос. Разгадав полное имя торговца, я переспрашиваю:
- Долги лазни? Что это значит?
Зверь удивленно смотрит на меня, а торговец поясняет:
- Тут она почти ни о чем не знает.
Я не особо обижаюсь – факт есть факт – а чудище, хмыкнув, объясняет:
- Та оно жеж прига, прига можэ. Вут внимаше, прига: лáзэнь е когда Глынь та Жарх грееше силнэе та расцетаеше травы, - принимается объяснять давний знакомец Тррхе (именно так я поняла фразу «дóлги лáзни»). - Последь бываше жарѝло, - сообщает он, и, увидев мой понимающий кивок (лето, это ясно), продолжает, - та последь случаэше óпажэнь е когда собираеше овошша та спэлои ягади. Та апоследь случаэше стýдэнь, та бываше ишшо жýтий стýдэнь е когда приходише снеги, мразы, хладны ветрѝла. Та усэ оне совокупно е едын цельны лáзень.
Я снова киваю, запоминая новые названия: ничего сложного в них нет, улягутся как-нибудь. Какое-то время идем молча, а потом зверь, словно бы решившись, обращается ко мне:
- А прига, ми слыхавше, ти можэ кули доставатише. Бо владев бы ми ишшо тремядесянью, моглив бы телего покупаше.
- Доставатише? – Переспрашиваю я, слабо понимая суть дела. Мне отвечает торговец:
- В Прирогах прыга, я слышал, доставала из уха двадесянь кулей, - и демонстрирует извлеченную из кармана монету. Я долго соображаю, а потом до меня доходит: это, видимо, речь идет о том фокусе, который я показывала вознице телеги, ехавшей из Русти в Прироги, это было всего лишь позавчера, но эпизод оказался завален ворохом более свежих впечатлений.
Чтобы не вдаваться в объяснения, я показываю спутникам этот фокус, сначала как следует, потом медленно, давая понять, в чем суть. Уяснив, как все происходит, пурпурный зверь только вздыхает, а торговец выносит вердикт, заметив, что я не могу доставать кули, только прятать на время. В общем-то, он абсолютно прав.
- А ишшо що прига можэ? – Любопытствует зверь, вгоняя меня в большую неловкость. Я действительно не знаю, чего еще умею такого особенного – человек, как человек, и мне остается только плечами пожать, и дальше мы идем молча, какое-то время, потом общительный зверь снова заговаривает, и я с удовольствием слушаю и переспрашиваю. Его имя оказывается очень длинным и путанным, с массой согласных, порядок которых я боюсь перепутать, но чудище миролюбиво сокращает его до Б`ырло. Он принимается рассказывать какие-то удивительные истории, о покупке дорожных мешков (сам зверь идет налегке), о том, как они с Тррхе шли до «града Гриханска», и Бырло приходилось каждый вечер нюхать «смрадну вонишшу», когда торговец принимался жечь что-то в костре. Оказывается, если он не станет этого делать, его шха «понакусаше з галадуши» своего хозяина. Пару раз в его рассказах проскакивает слово «малость» в смысле временнóго промежутка, и по объяснениям я понимаю, что он равен примерно часу или полутора. Потом у меня случается своего рода переполнение и ступор: новые знания роятся в голове, не желая укладываться и не впуская ничего больше, так что, я просто слушаю басовитые раскаты голоса Бырло, не особенно улавливая смысл. Наконец, спустя ту самую малость, начинается давно готовившийся дождь. Тррхе решает поторопиться и ехать верхом, дабы укрыться в городе. Мы снова усаживается на кьеу, и торговец пускает его хорошим галопом, едва дав мне усесться поустойчивее. Бырло не отстает, даже кажется, что для него такой ритм – сущее удовольствие. Под тяжелыми каплями его шкура быстро темнеет до ровной черноты и начинает забавно топорщиться, сохраняя тепло в подшерстке. Я вымокаю до нитки, поскольку зонт мой канул в небытие, да и будь он со мной, толку от него чуть – я держусь за торговца обеими руками. Тррхе сам ничуть не суше, рубашка липнет к телу, растрепанные волосы торчат в стороны темными прядями, напоминая вороньи перья.
Именно такими мы и подъезжаем к Рогам, миновав несколько усадеб и садов с полями – выселки.
Содержание:
Глава 1. Мосты, ножи и телеги.
Глава 2. Голоса, дома и снова телеги.
Глава 3. Вечер, дождь, встречи.
Глава 4. Колдуны и копыта.
Глава 5. Чудовища, реки и дороги.
кучка позитиваГлава 6. Звери.
Мы останавливаемся на привал после полудня, после того, как меньшее солнышко, с мелодичным названием Глынь, уже минуло зенит, а большее – Жарх – как раз перекатывается на закат. Место Тррхе выбрал редкой красоты: мы съезжаем с дороги в низину, огибаем подножие поросшего лесом холма, и оказываемся в уютной «чаше», с одной стороны ограниченной скалистым склоном, а с другой полукольцом широкого ручья и возвышающимся на том берегу густым старым лесом. Из разломов каменистого склона пробивается несколько родников, вода искристо сбегает по темному от влаги камню в одно общее русло. А там, где склон более пологий, начинается лес, почти такой же густой, как и заросли за ручьем.
Обычно торговец не разжигал костер среди дня, мы быстро перекусывали, и ехали дальше. Теперь он, подключив меня, собирает дров и, велев мне следить за огнем, быстро поднимается по склону, и скрывается в лесу. Приготовив запас дров, я усаживаюсь на берег ручья и долгое время просто любуюсь могучими, непривычно высокими деревьями, пышным подлеском и лежащим у воды валежником. Красота и спокойная мощь старой рощи завораживает.
Я настолько задумалась, что вскакиваю на ноги от неожиданности, когда на поляну с лесистого склона выбегают три некрупных зверя, напоминающих упитанных кроликов. Но их спины и бока покрывает не шерсть, это серая встопорщенная чешуя, а то, что я приняла за привычные длинные уши, оказывается рогами – звери, едва выбежав, замирают, позволив рассмотреть себя. Сю же секунду со стороны подлеска что-то мелькает, и одно из животных утыкается в землю с метательным ножом в шее, а двое других тут же шмыгают прочь, под укрытие скал.
Из зарослей показывается торговец, в его взоре читается законная гордость, кроме того, я замечаю, что его глаза вновь сменили цвет, на глубокий желтый. Тррхе поднимает тушку, устанавливает на огнем котелок, и приступает к разделке, достав нож с чем-то вроде отточенного крюка на конце. Процесс весьма неприятен, но его результат превосходит всякие ожидания: сваренное с душистыми травами, мясо дразнит нежным ароматом, мой полупустой желудок напоминает мне, что уже третий день я ем один хлеб с водой. Я съедаю, совсем немного, не переставая опасаться, и мужественно сдерживаюсь – вкус у мяса оказался под стать аромату, даже то, что мясо несколько жестковато и имеет сероватый оттенок, не портит впечатления.
Торговец ест не спеша, и мой очередной вопрос рождается сам собой:
- Разве мы не торопимся догнать знавца?
- Я знаю, что знавец задерживается в Рóгах на ночь. Мы, считаю, будем успевать ко времени.
- Откуда ты это знаешь? – Мне действительно интересно. Колдун, укрепляюсь я в своем мнении.
- Шха, - отвечает тот. Он, похоже, большой специалист в вопросах этих «шха».
- Но как?
- Прыга… - начинает Тррхе, вздохнув, - этого дня я успел устать от вопросов.
Мне бы, возможно, расстроиться, или обидеться, но кто я, черт возьми, такая, чтобы обижаться? Скорее я буду благодарна ему за еду (между прочим, он кормит меня из своих запасов уже второй день), «способствование» моему путешествию (пробовала я в одиночку тут бродить) и те ответы, что уже дал. Так что, я молча киваю, и иду к реке, умыться и сполоснуть импровизированные китайские палочки, вырезанные для обеда из сухой ветки жесткого кустарника. Возвратившись к костру, вижу, что торговец уже собирает вещи, и уходит мыть котелок. Огонь остается гореть, и я, принюхавшись, с изумлением понимаю, что в огне тлеет свежая шкурка убитого животного. Запах довольно неприятный, пусть и неожиданно тонкий. Кроме того, в густом дыму я отчетливо вижу расплывчатый силуэт «тучи». Помня признание торговца на счет вопросов, я только уточняю коротко: «твоё шха?», и, получив кивок в ответ, успокаиваюсь на том, не решаясь строить предположений об отношениях шкурки и «тучи».
Через полчаса, залив огонь, мы собираемся и вновь выезжаем на дорогу. Круп кьеу ощутимо подпрыгивает при движении, болезненно подталкивая меня под ушибленный вчера копчик, вопросы, заготовленные заранее, приходится отложить, да еще и облака начинают собираться в высокие густые массы. Их белые бока и темные, тяжелые животы напоминают парусники, перевозящие дождь в серых трюмах, а лучи двух солнц высветляют паруса, и пробиваются сквозь, дробясь на яркие пучки.
Дорога становится все более оживленной, вбирая в себя езжие тропы поменьше, то ныряя с холма вниз, то взбираясь на следующий и открывая вид на медленно приближающийся город. Встречные и попутные пешеходы, всадники и телеги тоже вызывают мой живейший интерес, разнообразием и непривычным видом. Видимо, кьеу пользуется большим успехом, но однажды нас обгоняет всадник, оседлавший еще более причудливое создание: тонконогое, высокое и худое, оно мчалось вперед с прытью оленя, изящное и какое-то хрупкое.
Когда мы обгоняем какую-то старую, скрипучую телегу, я оборачиваюсь, чтобы получше разглядеть возницу, и замечаю вдали, позади нас, нечто такое, от чего становится не по себе. Внушительных размеров грузное существо, покрытое ярким, пурпурным мехом, несется вперед с грацией крупного хищника. Голова его пригнута к земле, украшена начинающейся прямо от носа гривой и длинными, широкими ушами, что развеваются от быстрого бега. Мощные и крупные передние лапы внушают уважение, широкие бока вздымаются мерно. Чудище приближается.
Торговец тоже замечает существо. Я была уверена, что он пришпорит кьеу, но Тррхе останавливается, мы оба спешиваемся, и ждем, когда зверь догонит нас. Чудище приближается, замедляя бег, и останавливается возле нас, глубоко дыша. Я немо разглядываю его, широко раскрыв глаза. В холке зверь чуть выше двух метров, задние лапы чуть короче передних, бока словно испачканы черными подпалинами, длинный пушистый хвост заканчивается черным же пятном. Шерсть гладкая, короткая и жесткая, под ней перекатываются мощные мышцы. Мудрые, смешливые глаза посажены глубоко, голова квадратная, с тяжелой нижней челюстью, из под верхней губы торчат крепкие желтые клыки. А еще…
- Ал-трр-хейнт! – Громогласно возвещает зверь, чуть отдышавшись, и внимательно разглядывая торговца. Он говорит, не размыкая губ, лишь вибрируют широкие крылья носа. – Ми наблюдаэ, ти путешествуеше!
- Так, до Рóгов, - отвечает торговец миролюбиво. После густого, глубоко баса зверя, голос Тррхе кажется металлически звонким.
- Та ишшо при сопутнеше! – Продолжает существо, внимательно глядя уже на меня. Дар речи ко мне еще не вернулся, так что я просто киваю, позабавив массивного зверя, глухо хохотнувшего. Губы его почти не улыбаются, но смеются темные глаза.
Торговец берет кьеу под уздцы, и мы продолжаем путь к Рогам, уже втроем.
- Та ми усэ гадав, твоэ то кьеу, либо не: спина-то на йим сидеше неведома, - басит зверь. Он идет совсем рядом со мной, и я внимательно его изучаю. Черная гривка топорщится щеткой, начинаясь у носа, проходя меж мягких, висячих ушей, и спускаясь по широкой спине почти до хвоста. Передвигается зверь по-прежнему на всех четырех, ставя лапы на подушечки, как кошки. Короткая шея посажена низко, словно зверь вне время сутулится. И говор у него изумительный, на какой-то украинский или польский манер.
- Що за добже дэнь! Заботы разрешив, пожрав, та ноне знакомца встречавше!
На это замечание торговец улыбается – впервые за эти два дня.
- Так… Вы давно знакомы? – Спрашиваю я, чтобы хоть как-то начать разговор со зверем, показавшимся мне весьма симпатичным.
- Ах-хо! Та прига може говорише! – Изумленно возвещает зверь, широко раздув ноздри. Такая манера произносит звуки очень непривычна, но мне скорее нравится, чем нет.
- Та Ал-трр-хейнта ми знававше дóлги лáзни, - отвечает он на мой вопрос. Разгадав полное имя торговца, я переспрашиваю:
- Долги лазни? Что это значит?
Зверь удивленно смотрит на меня, а торговец поясняет:
- Тут она почти ни о чем не знает.
Я не особо обижаюсь – факт есть факт – а чудище, хмыкнув, объясняет:
- Та оно жеж прига, прига можэ. Вут внимаше, прига: лáзэнь е когда Глынь та Жарх грееше силнэе та расцетаеше травы, - принимается объяснять давний знакомец Тррхе (именно так я поняла фразу «дóлги лáзни»). - Последь бываше жарѝло, - сообщает он, и, увидев мой понимающий кивок (лето, это ясно), продолжает, - та последь случаэше óпажэнь е когда собираеше овошша та спэлои ягади. Та апоследь случаэше стýдэнь, та бываше ишшо жýтий стýдэнь е когда приходише снеги, мразы, хладны ветрѝла. Та усэ оне совокупно е едын цельны лáзень.
Я снова киваю, запоминая новые названия: ничего сложного в них нет, улягутся как-нибудь. Какое-то время идем молча, а потом зверь, словно бы решившись, обращается ко мне:
- А прига, ми слыхавше, ти можэ кули доставатише. Бо владев бы ми ишшо тремядесянью, моглив бы телего покупаше.
- Доставатише? – Переспрашиваю я, слабо понимая суть дела. Мне отвечает торговец:
- В Прирогах прыга, я слышал, доставала из уха двадесянь кулей, - и демонстрирует извлеченную из кармана монету. Я долго соображаю, а потом до меня доходит: это, видимо, речь идет о том фокусе, который я показывала вознице телеги, ехавшей из Русти в Прироги, это было всего лишь позавчера, но эпизод оказался завален ворохом более свежих впечатлений.
Чтобы не вдаваться в объяснения, я показываю спутникам этот фокус, сначала как следует, потом медленно, давая понять, в чем суть. Уяснив, как все происходит, пурпурный зверь только вздыхает, а торговец выносит вердикт, заметив, что я не могу доставать кули, только прятать на время. В общем-то, он абсолютно прав.
- А ишшо що прига можэ? – Любопытствует зверь, вгоняя меня в большую неловкость. Я действительно не знаю, чего еще умею такого особенного – человек, как человек, и мне остается только плечами пожать, и дальше мы идем молча, какое-то время, потом общительный зверь снова заговаривает, и я с удовольствием слушаю и переспрашиваю. Его имя оказывается очень длинным и путанным, с массой согласных, порядок которых я боюсь перепутать, но чудище миролюбиво сокращает его до Б`ырло. Он принимается рассказывать какие-то удивительные истории, о покупке дорожных мешков (сам зверь идет налегке), о том, как они с Тррхе шли до «града Гриханска», и Бырло приходилось каждый вечер нюхать «смрадну вонишшу», когда торговец принимался жечь что-то в костре. Оказывается, если он не станет этого делать, его шха «понакусаше з галадуши» своего хозяина. Пару раз в его рассказах проскакивает слово «малость» в смысле временнóго промежутка, и по объяснениям я понимаю, что он равен примерно часу или полутора. Потом у меня случается своего рода переполнение и ступор: новые знания роятся в голове, не желая укладываться и не впуская ничего больше, так что, я просто слушаю басовитые раскаты голоса Бырло, не особенно улавливая смысл. Наконец, спустя ту самую малость, начинается давно готовившийся дождь. Тррхе решает поторопиться и ехать верхом, дабы укрыться в городе. Мы снова усаживается на кьеу, и торговец пускает его хорошим галопом, едва дав мне усесться поустойчивее. Бырло не отстает, даже кажется, что для него такой ритм – сущее удовольствие. Под тяжелыми каплями его шкура быстро темнеет до ровной черноты и начинает забавно топорщиться, сохраняя тепло в подшерстке. Я вымокаю до нитки, поскольку зонт мой канул в небытие, да и будь он со мной, толку от него чуть – я держусь за торговца обеими руками. Тррхе сам ничуть не суше, рубашка липнет к телу, растрепанные волосы торчат в стороны темными прядями, напоминая вороньи перья.
Именно такими мы и подъезжаем к Рогам, миновав несколько усадеб и садов с полями – выселки.
Содержание:
Глава 1. Мосты, ножи и телеги.
Глава 2. Голоса, дома и снова телеги.
Глава 3. Вечер, дождь, встречи.
Глава 4. Колдуны и копыта.
Глава 5. Чудовища, реки и дороги.
@настроение: а неплохо, после вчерашнего-то!
@темы: Шрифф, Интересности, Творчество