История по традиции разбита на три части.
часть первая
Живи, безумец! Трать, пока богат!
Ведь ты же сам - не драгоценный клад
И не мечтай: не сговорятся воры
Тебя из гроба вытащить назад.
Омар Хайям
Переводчик: Г.Плисецкий
Ведь ты же сам - не драгоценный клад
И не мечтай: не сговорятся воры
Тебя из гроба вытащить назад.
Омар Хайям
Переводчик: Г.Плисецкий
У Сейхала была проблема, это следовало признать. Как и то, что, скорее, это он был в проблеме. Она окружала его, насколько глаз хватало, он упирался в неё хмурым взглядом, куда бы ни поглядел. При всей свободе выбора и воли, свойственных человеку, Сейхал сейчас смотрел в стену, но и стена тоже была частью проблемы. Другие части её, которых он не мог сейчас видеть, высились над ним и, возможно, уходили вниз под ним. Иными словами, Сейхал сидел в тюрьме.
Это была старая, добротная тюрьма, из тех, сидя в которых, даже не раздумываешь о способе побега, поскольку все подземные шахты давно затопило водой, а камни так хорошо вросли в землю и друг в друга, что единственным выходом из камеры является дверь. Да и то не всегда, а только при усилиях двух стражников и лома, применённых строго снаружи.
Камера была одиночная. Почерневшие стены пестрили процарапанными на грязном камне надписями и картинками, образованными белёсыми линиями отчищенной ногтем или ложкой грязи. На самом деле, тюрьма, как и многие постройки на Ильвалиме, была сложена из жёлто-белого ракушечника, добываемого в западных горах, но в это верилось с трудом из-за многовекового тёмного слоя на камне. В данный момент Сейхал занимался тем, что выколупывал из стены одну примечательную ракушку. Судя по следам вокруг неё, предыдущие посетители камеры занимались тем же, когда отдыхали от написания похабных стихов с удивительно стройным ритмом. Сейхал, развлечения ради, пытался придумать к ним достойное продолжение, но в который раз убедился, что его таланты бродят очень далеко от стихосложения.
Они бродили значительно ближе к таким видам деятельности, которые предполагают скрытность, ловкость, особый гардероб и ночной распорядок работы. Но было ещё одно. Сейхал вздохнул – без этой небольшой детали он определенно был бы более предусмотрителен и осторожен. Эта же деталь до сих пор давала Сейхалу надежду на освобождение, но надежу очень призрачную. Пожалуй, это было хуже, чем вовсе ничего.
Время текло медленно или просто стояло, возобновляя свой ход в те редкие моменты, когда во дворе тюрьмы начиналась ежедневная смена караула. Окно камеры Сейхала, расположенное почти под потолком, как раз выходило во двор, и узник всякий раз подтягивался на руках, чтобы в очередной раз убедиться, что не может ничего разглядеть через колючки, росшие у окна. Больше всего Сейхала интересовал один стражник, его голос при перекличке был настолько пронзителен, что вор всё больше мечтал придушить этого старательного карьериста собственными руками. Судя по тому, сколько раз он уже испытывал это чувство, миновало восемь суток с ареста. Вору, однако, казалось, что это шли годы. Где-то очень далеко, буквально на другом конце бесконечности (если учитывать, что первый из двух концов был у Сейхала), охватывающей некий участок суши посреди моря, жили люди, гудели крупные города, вроде Шаратха или Баздры. Где-то там, в своём доме какой-нибудь лихой купец или караванщик сейчас пил, скажем, инсахрское белое (а лучше, красное) вино, может даже, с нежным сыром, а ещё он, может быть (ого..!) обнимал какую-нибудь юную прелестницу. Узник тяжко вздохнул и нервно прошёлся по камере. Нет, к бесям прелестниц.
Уже в который раз (в самом деле, а в который?) Сейхал задумался над одной рисковой идейкой, за которую он в последний раз заплатил свободной, едва не приплатив ещё и своей жизнью. Он начал было рассуждать, что – в конце концов, его не казнят. Наверное. Скорее всего, отрубят руку. Да, руку отрубят определённо. Может быть, обе. Вор без рук – это как… как… ну, как вор без рук, собственно. Даже слепой убийца или глухой музыкант имели больше возможностей для выживания, если у первого развить слух (Сейхал видел такого мастера однажды), а второго научить трогать мелодию пальцами (о таком вор только слышал, но сейчас склонен был верить). А чему можно научить вора без рук? Так вот, а идейка эта, хоть и сулит очень возможную неприятную гибель, может дать Сейхалу шанс…
Мысли были прерваны далёким стуком, донесшимся из-за двери. Стук приблизился, расширился и обрёл глубину – это были подкованные сапоги стражника. Потом раздался нестерпимый скрежет металла, сквозь который смутно угадывались простые ругательства. Скрежет был таким, что мог бы заполнить если не полмира, то, как минимум, городской квартал, и вызвать у особо чувствительных суровую мигрень. Будучи помещённым в узкое пространство тюрьмы, этот звук старательно сводил с ума. Перемежающиеся высокие и низкие гармоники вызывали в уме образы страдающих сильнейшей зубной болью упырей, которые, укусив свою жертву, передают ей эту зубную боль.
Скрежет завершился хорошо знакомой Сейхалу высокой нотой, и внизу двери, наконец, открылось маленькое узкое окошечко, откуда в камеру, подпрыгивая на камнях, въехала плоская деревянная тарелка с… ну, формально, это была еда. Деревянный диск был ещё немного продвинут вперёд толкающей его чашкой с водой. Не издав не единого звука, окошечко закрылось. Сейхал очень глубоко и медленно вздохнул.
Шаратхская Площадь Безумцев, раскинувшаяся возле одноимённой Арки, производила впечатление. Если взять какую-нибудь площадь в каком-нибудь усредненном городе, особенно, в базарный день – у вас будет представление о примерно одной сотой части Площади Безумцев. С учётом того, что размеры Площади были вполне обыкновенными. Однако, всё то, что бывает представлено на торговых площадях вообще, и на площадях Шаратха, в частности, здесь было сжато в несколько раз, приправлено специфическим ароматом испорченных фиников (источник запаха как раз пытались найти и обезвредить), и усугублялось летним полуднем. Это был один из тех немногих островков активности в городе, где люди отваживались не только шевелиться, но и делать это достаточно шустро. Они торговались, спорили до хрипоты, сходились и расходились, а на углу Клыкового и Веревочного переулков была представлена небольшая драка, причиной для которой послужила порча ценного кувшина с вином. То есть, всё это вместе производило впечатление полного Безумия, и, несомненно, площадь получила своё название от некоего наблюдательного человека, который спокойно изучал её с отдаленного места, имея возможность судить непредвзято и не подвергаться воздействию запаха фиников.
Вполне возможно, много лет назад он сидел как раз на том месте, которое сейчас было занято худощавым мужчиной среднего роста. По крайней мере, вид на Площадь отсюда открывался великолепный, а с моря тянулся ветерок, несший некоторый намёк на свежесть. Кроме того, облачённый в светло-красный халат мужчина устроился на камне в тени широкого кипариса. Только осёл будет сидеть на солнце, когда можно сидеть в тени, так говорят на Островах, даже несмотря на то, что еще ни один осёл не был замечен сидящим на солнце.
На вид обладателю алого халата можно было бы дать лет сорок пять, или около того. Высокий лоб с четкими морщинами был наполовину скрыт повязанным на голову платком с бахромой, алым, в тон халату. В руке мужчины лежала раскрытая книга, другой рукой он задумчиво теребил свою тонкую клиновидную бороду, постриженную по последней моде шаратхских застенных дознавателей. И ему было совершенно не важно, что мода эта ушла в безвестность полторы сотни лет тому назад, вместе с самими дознавателями, чьё ведомство было закрыто по причине особой изобретательности. На шее мужчины можно было видеть тонкую серебряную цепочку с треугольником и знаком двух скрещенных пытательных крюков на нём. Большинство горожан старались обходить обладателей такого знака стороной, но были и те, кто преодолевал свой страх. Исключительно по важному делу.
- Господин, - почтительное обращение на миг отвлекло мужчину от книги. - Господин атрокс… В ничтожестве своём я приношу вам извинения за то, что смею отвлекать от многомудрых дел ваших…
Помимо самоочевидной злотворной деятельности колдунов-атроксов, заключавшейся в естественном обороте всеобщего раздражения в природе, была также и другая важная черта. Она служила своего рода шатким и узким мостом между обществом и этими колдунами. Суть этого момента, расплывчатая и нечёткая, сводилась к уравновешиванию полученного раздражения. Если первый принцип атроксов побуждал: «Мешай», то второй обнадёживал: «Справедлив будь». Как именно атроксы реализовывали этот принцип, знали только они сами, и то, в форме молчаливого ощущения (сводящегося к той уверенности, что начальствующий состав Мирного Атроксиата денно и нощно наблюдает за своими подопечными). Тем не менее, при совершенно здоровой реакции в виде опаски и подозрения, общество, в целом, принимало атроксов, особенно, когда требовалось кого-то совершенно очевидно и справедливо наказать. Беда была в том, что у атроксов чувство справедливости было странным, не всегда совпадая с мнением заказчика.
- … Смею отвлекать от многомудрых дел ваших… - Обладатель модной бороды поднял взор от своей книги, и внимательно взглянул на того, кто в неуверенности замер напротив.
Обливаясь крупным потом, обычным для такой погоды и такого телосложения, в трёх шагах от атрокса стоял купец средней руки. Достаточно дорогой, но уже поношенный желтый халат был перетянут красным кушаком, теряющимся в складках на солидном брюшке. На пальцах поблескивало несколько перстней, остроносые туфли скрывали свой цвет под слоем дорожной пыли. За широкой фигурой купца маячил тощий, жилистый телохранитель, чем-то заметно раздосадованный. Атрокс кивнул купцу, давая тому понять, что готов слушать дальше.
Тот рассыпался в благодарностях, утёр лоб рукавом, и начал свой рассказ.
- Да буду я честен перед небом, - драматическим голосом начал проситель, - и да буду проклят на веки, если допущу ложь. Являясь скромным купцом, - тут скромный купец безотчетно махнул в сторону Площади Безумцев, из чего атрокс немедленно сделал несколько выводов, – я, Ыхвашшан Альхей, тяжко страдаю от махинаций некоего узурпатора…
История купца была так же обычна и очевидна, как история созревания сычужного сыра. Некий вымогатель запросил слишком большой «налог» за то, чтобы он и его люди не трогали ни товар, ни самого купца, ни, что стоило особенно дорого, его дочку. Видимо, состоятельность купца была не слишком велика, одного тощего телохранителя не хватило, а двое или трое обошлись бы уже слишком дорого. Обращаться с жалобой в организованный как раз для подобных общественных нужд Парламентум было традиционно неразумным поступком, а отдавать дань претило купцу из соображений гордости. Ну и последнее – на Островах вообще, и на Ильвалиме, в частности, знали, что атроксы иногда берут за свои услуги достаточно разумную цену, поэтому их беззлобно, с некоторой робостью, причисляли к альтруистам.
Атрокс жестом остановил молящего купца.
- Ты мудр, - начал атрокс, глядя в открытое, простое, бордовое от переживаний лицо торговца. – Но не опытен, - продолжил колдун, и надежда начала покидать купца, он буквально чувствовал, как она собирает свои пожитки. – Я не возьмусь за твоё дело.
Надежда громко хлопнула дверью, купец тяжело вздохнул, не забыв почтительно кивнуть атроксу, любезно уделившему своё время, и уже развернулся, чтобы удалиться.
- Постой, - услышал вдруг купец, и надежда снова заглянула в его сердце. Он обернулся, чтобы увидеть, как атрокс держит в широких длинных пальцах свой знак, покачивая треугольник на цепочке. – Тебе нужен тот, чей знак будет медным, - посоветовал колдун. Надежда вернулась, затворила дверь изнутри и теперь располагалась со всем возможным уютом. – Это ученики, - пояснил атрокс, - возможно, несколько менее искушённые, но наделённые значительным рвением. Уверен, первый же из них согласится осуществить справедливую месть.
Купец и атрокс расстались довольными. Атрокс ничуть не сомневался, что кто-то из подрастающего поколения колдунов сегодня же вечером будет кутить на полученные за наём у купца деньги, хорошо попрактиковавшись перед грядущими экзаменационными испытаниями. Главное, чтобы юное дарование не перестаралось, по крайней мере, до суда в Мирном Атроксиате, строго контролирующем деятельность всех атроксов. Обычно, впрочем, юные атроксы достаточно чётко соображают, да и правила в отношении них несколько мягче.
Тень кипариса скользнула немного в сторону, атрокс сдвинулся к краю камня. Далеко уходить от Площади Безумцев он не рассчитывал.
Всё так или иначе заканчивается. Современные мудрецы утверждают, что мир бесконечен, и, когда в одной его части что-то заканчивается, то оно, скорее всего, прибывает где-то в противоположном месте. Наишта предпочла бы сейчас оказаться там, где, по вселенскому правилу, прибыло бумаги. Последний лист, грубый и неровный, был истрачен на некую занимательную схему, но кое-что не сошлось. Наишта в лёгком раздражении отодвинула исписанный с обеих сторон лист, распихала в стороны другие страницы, заполонившие стол, обмакнула в чернила тростниковый калам и принялась повторять схему прямо на выскобленной столешнице, стараясь на этот раз ничего не упустить. В конце концов, главное – завершить начатое, а стол потом можно будет отчистить, или пригласить какого-нибудь ученика с моющим заклинанием. Изображая на столе свои выкладки, Наишта улыбалась характерной улыбкой человека, увлечённого изобретательством. Вне зависимости от того, изобреталась ли новая модель бочки или уникальное Запретное Заклинание из семи частей, создатель всегда улыбался именно так: радостно, открыто и слегка маниакально.
Схема, которая витиеватыми линиями проявлялась на столе под бдительным присмотром Наишты, была частью большого заказа, поступившего в Универсум от Мирного Атроксиата. Явление уникальное, злотворцы редко просили помощи других магов. Тем не менее, один из просвещённых атроксов выдвинул пару месяцев назад одну идею, и теперь нужно было обосновать её, дабы атроксы на волне энтузиазма не разнесли город-другой в попытках практической проверки. Если же идея окажется работоспособной, на свете прибудет несколько принципиально новых заклинаний, парочка изуверских способов пытки, два-три метода восстановления магической энергии и, возможно, новый рецепт изготовления пирогов с вареньем. Именно из-за таких масштабных последствий, о работе над схемой обоснования знали только автор той идеи, глава шаратхского отделения Атроксиата и наставник Наишты. Ну, и Наишта, в конце концов, хотя изначально её уверяли: она сама не должна знать того, над чем работает. Изумлению теоретика не было предела, и затем атроксам постепенно пришлось рассказать всё.
Собственное положение полностью устраивало Наишту. В свои двадцать пять она без рекордов, но в срок закончила обучение в Универсуме, и теперь являлась полноправным магом-теоретиком. Тот факт, что она была не способна к любым, даже самым простым заклинаниям, её ничуть не смущал. Мифология обоих коренных народов Островов, также как и весьма разнообразные традиции приезжих, оставляли для Наишты небольшую лазейку виде общепризнанных женских чар, но чары эти не имели почти никакого отношения к магии. Тем не менее, главенствующими чинами Универсума было затрачено некоторое время, некие силы и определённые материальные ресурсы, чтобы уговорить Наишту остаться в академиуме на посту неестествоиспытателя. Дело в том, что отсутствие дара почти полностью компенсировалось острым умом и способностью внимательно следить за действительностью. Совершенно не ощущая происходящих в магии процессов, Наишта, тем не менее, могла зафиксировать и разложить на составляющие почти любое заклинание, часто ещё до того, как оно начинало действовать, или уже после, лично попав в его активный радиус. Кроме того, колдуны с удовольствием делились с Наиштой своими переживаниями и впечатлениями, что дополняло её картину мира, пусть и своеобразным способом. Примерно так же в известной легенде пытливые и упрямые слепцы стремятся постичь природу слона, ощупывая животное так и эдак. В отличие от слона, магия была куда терпеливее, хотя, иногда Наиште здорово доставалось от последействия некоторых мощных заклинаний, поскольку, лишив её дара творить заклинания, природа не озаботилась защитой девушки, например, в виде невосприимчивости хотя бы к простейшим влияниям. Этим озабочивались, как правило, друзья и сослуживцы теоретика, посмеиваясь меж собой, что вскоре Наишта станет ходячим пособием по типам магических щитов.
Солнце клонилось к закату, в последний раз за этот длинный день улыбаясь Наиште сквозь ажурные решетки окон зала. Применив всё свое терпение, девушка заканчивала часть схемы на листе бумаги, который с изумлением обнаружила на сидении табурета под собой. С минарета соседней мечети старательно вопил муэдзин, призывая всех заинтересованных на вечернее богослужение. Наишта вздохнула, потёрла глаза, поднялась с низкого табурета и выглянула на улицу. Правоверных собралось сравнительно немного, остальные, видимо, предпочли отдыхать дома от дневной жары. Девушка покачала головой – она неплохо знала историю, но с трудом могла себе представить, что каких-то две сотни лет назад всякий был обязан посещать мечеть с регулярностью, достойной лучшего применения. Наконец, богам надоело странное рвение своего народа, и они лично спустились на землю, чтобы объявить просвещенным, как сильно болит голова после особенно многочисленных молебнов. Жители островов вздохнули вольно (хотя и немного нервно, ибо не каждый день на землю являются боги, всё-таки), несколько религиозных чинов навсегда лишились своего влияния и подались в иллюзионисты, а храмовые службы теперь больше походили на дружеские посиделки тех, кто сегодня был особенно доволен заботой богов. Ещё немного поразмыслив, Наишта кое-как собрала исчерченные за день бумаги, затем, найдя один более-менее чистый клочок, написала на нём увещевание протереть стол, исписанный до черноты, и, забрав свою сумку, устремилась к выходу. День нынче удался, часть схемы, мучавшая теоретика третий день, наконец, сложилась, можно с чистой совестью поделиться этим успехом с богами. Да-да, конечно, сохраняя саму схему в полном секрете, именно поэтому остатки чернил Наишта истратила на тщательное изображение ошибок в схеме, оставшейся на столе; чистовик лежал у девушки за пазухой, во внутреннем кармане новенького цветастого халата.
Мечеть располагалась на границе двора академиума, но выход с территории Универсума сейчас был уже закрыт, и Наишта воспользовалась расположенными неподалёку воротами. Магия никогда не мешала божественным культам (а иногда и помогала, например, для устроения праздничных фейерверков), и потом, настоятель был выпускником Универсума, и одним из уважаемых библиотекарей. Эта достаточно привилегированная каста знатоков книг имела немалое влияние в колдунствущем мире, а теоретики уважали библиотекарей особенным, искренне корыстным уважением. Поэтому, когда под освещёнными магией сводами отзвучала обычная вечерняя речь богослужителя, Наишта направилась к ав-шаалю, «учителю» и настоятелю храма, уточнить, не слышно ли вестей о давно заказанной у него книге.
- Корабль с Ин-Сахры прибудет послезавтра, так сообщают письма, - ответил настоятель после обмена приветствиями. Старику было далеко за семьдесят, но боги явно усматривали в нём верного последователя, и не скупились на здоровье и силы. Сухой, как пустынная колючка, почтенный ав-шааль Нар Хазрим был подвижен, улыбчив и энергичен, как саламандра. Поздоровавшись с одним из давних знакомцев, он снова обернулся к Наиште. – Я и сам ожидаю посылку, поэтому, будем надеяться на попутный ветер, и молиться об удаче мореплавателей, - ав-шааль свободно и с уважением махнул рукой в сторону огромной плиты с витиеватыми именами богов. Наишта улыбалась в ответ, но что-то отвлекло её.
При полном отсутствии мажеской интуиции, Наишта за годы обучения в Универсуме нажила неплохой запас обычной, житейской. Это было неизбежно, потому что, живя бок о бок с колдунами, просто жизненно необходимо было знать, уже вошёл ты в зону поражения заклинания, или только сдвинул несколько верхних его слоёв. Как правило, об этом можно было судить по разным косвенным признакам, например, по перекошенным лицам тех, кто это заклинание тут испытывал. Вот за дверями мечети, распахнутыми настежь из-за жары, вспорхнула в темнеющее небо стая голубей. Где-то на соседней улице звонко разбился кувшин или, может быть, горшок. Последовавший за этим возглас был скорее тревожным, чем раздосадованным, хотя, Наишта могла и ошибиться, поскольку его заглушали голоса прихожан. Но вот пара присутствующих магов обернулась на звук – Наишта могла бы поспорить, что это – ученики-атроксы, у них реакция тренируется годами.
Остальные прихожане заинтересовались уже тогда, когда на улице перед мечетью разворачивалось непосредственное действо. Из-за поворота на двор перед храмом выбежал человек. Он двигался очень быстро, по-видимому, убегая от кого-то, но, вместо того, чтобы укрыться в ближайших переулках, он, не сбавляя скорости, влетел в мечеть. Благодаря недюжинной ловкости ему удалось обогнуть стоявших у входа прихожан, но в главном зале ему таки пришлось замедлить шаг. Пришедшие в тревожное, и потому непредсказуемое движение, прихожане создавали ощутимое препятствие для странного человека, однако, стражники, появившиеся перед мечетью следом, также проталкивались к беглецу несколько медленнее, чем если бы храм был пуст.
Наишта с интересом наблюдала за происходящим, до тех пор, пока не обнаружила, что человек бежит прямо на неё. За пару секунд она успела изучить его напряжённое лицо и приметить на нём косой шрам от виска через щёку. Затем почтенный Нар Хазрим, всё ещё стоявший возле, весьма резко и крайне своевременно дёрнул замершую Наишту на себя. Настоятель, судя по многочисленным слухам, в своё время бывал наёмником на легендарной своими воинскими традициями Беркаде, а ведь там и с доплатой не каждого берут. Как мастер-библиотекарь сумел побывать и магом, и воином, Наишта не представляла, но верила без затруднений.
Беглец пронёсся в метре от Наишты, в сторону молелен. Лёгкое дуновение ветра принесло с собой несколько несвежий аромат, и девушка поморщилась, присмотревшись к перепачканной одежде беглеца, в этот момент вновь пробежавшего мимо, уже к другой половине зала. Интересно, зачем в погоню за каким-то грязным оборванцем пускать около двух десятков лучших стражников города? Которые, кстати, довольно медленно рассекали волнующееся озеро взбудораженных посетителей мечети, поблёскивая металлом и выкрикивая обычные неразборчивые приказы. У беглеца перед стражами было одно очевидное преимущество – отсутствие доспеха, и оно давало преследуемому неплохие шансы. Однако, вместо того, чтобы разумно воспользоваться ими и бежать, например, через молельни, имевшие выход в спутанные жилые кварталы, оборванец метнулся через низкую арку в тёмный зал мектеба. По утрам в этом зале проходили уроки для детей и малограмотных бедняков. Сейчас зал школы был тёмен, кроме того, по традиции, выход из него наружу закрывался на закате. И последнее – даже сумей беглец открыть дверь (это было не так уж трудно, Наишта знала, что дверь затворяется на простой деревянный засов), он окажется во дворе Универсума, а вовсе не на улицах.
Тем не менее, исчезнув в проёме, беглец не возвращался, а часть стражников покинула мечеть, чтобы попасть во двор академиума через ворота. Оставшиеся стражи, тяжело дыша и теряя по пути начищенные шлемы (с большим облегчением, надо сказать), двинулись ко входу мектеба, окончательно оттеснив прихожан. Последний страж, отшвырнув прочь напёкший голову шлем, гаркнул «Можете продолжать!», и был таков.
Прихожане решили, что лучше будет не выполнять приказ, а мирно разойтись, охая и хватаясь за сердце. На самом деле, прозорливые уже спешили прочь от тревожных событий, а оставшиеся, перешёптываясь, покидали храм небольшими группами. Наишта не была как-то особенно испугана, скорее, просто взволнована. У большинства жителей Шаратха было достаточно опыта общения с преступными элементами: карманники в изобилии встречались на рынках, на пути домой можно было увидеться с грабителем, изредка то тут, то там появлялись профессиональные убийцы, когда как любителей вообще трудно было отличить от простых бандитов, ну а воры-домушники могли явиться к вам среди ночи, дабы поправить своё материальное положение, весьма шаткое при нынешней суровости закона. Впрочем, оной суровости явно недоставало. Наишта посещала рынки и подворотни не слишком часто, большую часть времени проводя в парке Универсума или в своём зале, за работой, книгой или беседой. Однако, она перевидала достаточно опасностей из тех, которые создают неопытные колдунствующие ученики, отличающиеся рвением дипломанты или пустившиеся в веселье солидные наставники. А тут, какой-то шустрый оборванец – невелико происшествие, ей даже не было особенно интересно, поймают его или нет. Поэтому, она спокойно распрощалась с ав-шаалем, не забыв отметить его героизм: всё это время старик тщательно отгораживал юницу своей спиной от возможных неприятностей. Нар Хазрим заулыбался широко и хитро, почему-то вселяя в Наишту ещё большую уверенность о прошлом на Беркаде. Так улыбаться дамам могли только профессиональные военные.
На Ильвалиме начинался новый день. Поскольку Шаратх располагался у восточной оконечности острова, новый день начинался здесь в первую очередь. Море кокетливо золотилось юным солнцем, прекрасным, лёгким и манящим – светило было трудно заподозрить в том, что уже через четыре-пять часов оно начнёт старательно изводить горожан тяжкой жарой.
Площадь Безумцев постепенно наполнялась людом, пока это были простые приготовления к очередному финансовому дню. Торговцы приезжали на телегах, разворачивали сборные шатры или отпирали свои постоянные лавки; лоточники выпрашивали друг у друга запасной крепёж для своих шатких переносных конструкций; владельцы товара давали ежедневные напутствия продавцам. Начинали скапливаться и покупатели, из тех, кто отличается особенной непереносимостью жары, и стремится сделать все покупки до полудня. Невзирая на поистине чудовищную жару, торговля будет идти весь день и достигнет апогея к вечеру, когда жара спадёт, а товаров останется мало.
Под Аркой Безумцев прохаживался крайне недовольный человек. Он не замечал, как набирающий обороты людской поток огибает его, поскольку был погружён в тяжкие думы, смешанные со сверхъестественным напряжением магических линий вокруг. Этот человек был облачён в алый халат, и вы, конечно же, можете узнать его также по узкой клиновидной бороде.
Итак, благословенное богами мореплавание, которым занимались практически все поголовно в портовых городах Островов, было, несомненно, основой жизнедеятельности, хозяйствования и, в конечном итоге, процветания. Причём, как водится, всеобщего. Однако, в данный конкретный момент обладатель алого халата, бороды, а также звания атрокса, выступал резко против мореплавания как такового, и морского сообщения с островом Ин-Сахра, в частности. Помимо редких и дорогих сыров, ценных шелков, разнообразных видов растительного сырья, а также знаменитого инсахрского вина, с острова иногда поставлялись колдуны и маги самых разных типов и видов. В частности, сам недовольный атрокс получал своё образование на Ин-Сахре, в Южной Школе Атроксиата в Ин-Хессиахе. Однако, четыре дня назад низкопалубная фрахха доставила с Ин-Сахры ещё одного атрокса, некоего Кишаена амл-Хараеза, объявленного паразитом на самой Ин-Сахре, а также и на Брекаде, с которой колдун был родом. И, чтобы получить полное представление об обоснованности признания амл-Хараеза паразитом, достаточно лишь навести справки и выяснить, что по его вине пострадало или было уничтожено тридцать четыре мирных жителя, трое магов-призывателей, одна погодница, двадцать шесть мешков с крупой высшего сорта, семь индюшек и три кувшина с редчайшим инсахрским розовым. Да, и была зверски убита кошка правителя Ин-Сахры, хазифа Бех-Раха. Это случилось десять дней назад, и безутешный хазиф немедленно подписал указ о причислении колдуна к паразитам, за чем тут же следовала необходимость найти и обезвредить. Изворотливый амл-Хараез так же немедленно пустился в бега, что ему мастерски удавалось ещё на Беркаде. Мирный Атроксиат отреагировал на поведение одного из своих членов совершенно естественным образом – то есть, спокойно выслал по горячим следам одного талантливого мастера, Мхейла Мриббаха. А поскольку уравновешивание всеобщего раздражения и установление справедливости неразрывно связаны в атроксе, этот мастер должен был сам решить, как верно поступить с коллегой-отщепенцем, едва прибыв на Ильвалим.
В том-то и была беда мастера, в данный момент меряющего шагами узкий проход под Аркой Безумцев. Этим резким и планомерным движением атрокс полностью перекрыл Арку, и телегам приходилось подъезжать к площади через соседние улицы, ибо беспокоить раздражённого атрокса не хотелось никому. Беда мастера заключалась в том, что он никак не мог решить, что именно ему делать в отношении Кишаена амл-Хараеза. Справедливость была неопределённой в данный момент и в данном городе, посему атрокс не мог сформировать в себе необходимое чувство долга и нужное намерение, чтобы отследить Кишаена среди многотысячной толпы жителей и гостей Шаратха. Особенно, во время начинавшейся утренней торговли. Хорошо хоть сбор слухов не прошёл даром, Мриббах хотя бы выяснил, что амл-Хараез не покидал пределов Шаратха с самого момента прибытия на остров.
Приходилось ждать и наблюдать, поэтому, Мриббах, наконец, покинул Арку и устремился по одной из струящихся вверх улочек. Запах фиников всё ещё витал над Площадью, вчера энтузиастам так и не удалось найти протухшие плоды, и аромат мешал думать. Мриббах поспешил к хорошо знакомому камню на холме над Площадью.
За истекшие сутки положение Сейхала изменилось достаточно кардинально, и он готов был признать, что изменения во многом к лучшему. Хотя он теперь был в серьёзном долгу перед некой странной личностью, вор, по крайней мере, выбрался из предыдущей, более монументальной проблемы, то есть – из тюрьмы. К описываемому нами утру в жизни вора случилось множество событий; пожалуй, удачное бегство от стражи и выслушиваемый прямо сейчас урок по арифметике были самыми яркими.
Выбор мечети оказался очень удачным, и то, что в ней было так много народу, тоже сыграло вору на руку. Сейхал умудрился в запарке погони сообразить достаточно смелый план. Сбежать из мечети на улицы, проникнув в дверь молелен – это было бы слишком просто и очевидно, стража, поднятая по всему городу, наверняка уже заполнила собой улицы. Ещё при приближении осмотрев мечеть, Сейхал предположил, что противоположный от молелен зал наверняка выходит на двор мажеского академиума. Хитрость заключалась в том, что пробежав зал мектеба и вскрыв дверь, Сейхал не выбежал во двор, а остался в мечети, кое-как спрятавшись на карнизе под потолком. Как он и надеялся, туда вела неприметная приставная лестница, чтобы в дни больших праздников на карнизах удобно было расставлять лампады.
Уже поднимаясь вверх, Сейхал понял свою ошибку. Он не подумал о магах: среди прихожан с большой вероятностью (а на территории академиума – с ещё большей) могли оказаться атроксы или, что ещё хуже, гадатели. Если стража окажется достаточно прозорливой, то, не найдя беглеца во дворе, она обратится к колдунам, и те быстро обнаружат Сейхала по свежему следу. Поэтому, спешно скользя в тенях за колоннами, Сейхал сразу принялся прикидывать, успеет ли он выбраться из мектеба обратно в главный зал мечети и выбежать на улицы через главные двери или крыльцо молелен.
Однако, в планы вора вмешалась непреодолимая сила случайностей, и, едва вор, запыхавшийся и окончательно вымотанный, устроился за колоннами, он тут же потерял сознание, пропустив не только героическое явление в мектебе дюжины стражников, но и дальнейшие поиски и гадания. Безуспешность оных поисков и гаданий сводилась к тому, что искомый человек, находясь в обмороке, почти не отбрасывал магическую тень на тонкие слои бытия. Облава по горячим следам не удалась и погоню решили продолжить позже, объявив двор академиума закрытым до выяснения обстоятельств. Очнулся вор спустя два часа после восхода, обнаружив, что в мектебе уже начались занятия. Сейчас Сейхал старательно вжимался в стену меж колоннами и с отстранённым интересом выслушивал чёткую и последовательную лекцию по арифметике, ожидая её завершения с нетерпением, большим даже, чем у учеников. Вор медленно размышлял над тем, что предпринять дальше, как вернее распорядиться своим положением, и где поесть.
Будь Сейхал опытным чаровником, гадателем либо заклинателем, он увидел бы совершенно ясно, что вокруг него уже собирается скопление возможностей, случайностей и совпадений, подобно дождевой воде, стекающейся в лужи у стен домов и в неровностях мостовых на площадях.
Закономерности перераспределения случайностей на тонких слоях бытия сейчас куда больше занимали Наишту, уже принявшуюся за работу над своей схемой. Потеряв довольно много времени на воротах, из-за объявленного в академиуме тревожного положения, Наишта явилась в свой зал несколько позже, чем рассчитывала, и теперь хотела успеть разобраться с некоторыми важными деталями чертежа. К полудню она должна была явиться в один из главных шатров Универсума, дабы ассистировать своему многомудрому наставнику на занятии.
Чудовищная схема имела непосредственное отношение к тем самым случайностям, совпадениям и их завихрениям. Атроксиат прочил идее искусственного создания совпадений большое будущее, в то время, как подавляющая часть колдующих возлагала большие надежды на то, что атроксам это не удастся. Работа Наишты и её наставника велась в большом секрете, но о самой идее знал весь мажеский мир, из-за простой невозможности остановить утечки на поле идей и образов. Однако, собственно схема обоснования была надёжно защищена – по крайней мере, маги Универсума были в этом совершенно уверены.
- Най! – Дверь в зал приоткрылась, в узкий проём привычным скользящим движением заглянула чья-то голова. Все студиозусы академиума вырабатывали привычку именно так заходить в залы неестествоиспытания, обучаясь манёвру буквально в течение первого года: в залах практически постоянно проводились разнообразные эксперименты, и следовало сперва убедиться, что посещаемое тобой помещение относительно безопасно с точки зрения некомпенсируемой маны. Наиболее прозорливые ученики первым делом выучивали простейшие экраны, а их менее предусмотрительные товарищи месяцами расхаживали по городу при рогах, хвостах и других косвенных результатах манной утечки.
Наишта подняла взгляд и приветливо кивнула голове, уже готовой юркнуть обратно за дверь – несмотря на то, что зал был отдан теоретику уже как полгода, студиозусы по-прежнему проявляли привычную аккуратность. Голова заулыбалась и, явившись на пороге во всей совокупности тощего тела, облачённого в серый халат, сообщила:
- Шах, Устанавливающего Порядок велел всем испытателям явиться в его зал, для установления щита от простейших грубых сил… Или от грубейших простых… - с сомнением добавил студиозус, увлечённо поковыряв в ухе. – В общем, тут ловят этого вчерашнего безумца, и всем ставят щит.