19.01.2011 в 15:47
Пишет Эрл Грей:Збигаев
Жанр: Ориджинал
Автор: Эрл Грей
читать дальше
Збигаева стал домогаться кот. Поначалу отражение двух фосфорических пятен в стекле монитора ничем ему не мешало, он и не заметил, когда они появились. Но со временем Збигаев все чаще стал обращать взгляд на пылающие зелено-желтые пятна. Он искренне считал их отражением лампы или другого осветительного прибора, даже не вспомнив, что никаких ламп за его спиной нет, комната поделена на желтый островок света, на котором расположились сам Збигаев, его кресло и компьютер, и затопленную городской тьмой комнату.
Однажды любопытство пересилило, и он обернулся. На высоком шифоньере восседал кот и сверкал желто-зелеными глазищами.
Удостоверившись в физическом существовании кота, Збигаев успокоенно отвернулся к компьютеру, когда внезапная мысль настигла его и между лопаток поползла противная холодная капля.
Какой кот?
Никакого кота отродясь у него не было. Даже забежать из подъезда животное не могло, потому что сегодня он не выходил из дома вообще. Даже залезть в форточку на его четвертый этаж без балкона. Однако кот сидел на шкафу, и его горящие буркалы отражались в збигаевском мониторе, мешая сосредоточиться.
Поборов страх, Збигаев вновь повернулся к шкафу. Насколько он мог разглядеть, это был большой, средней упитанности кот, и сидел, спокойно обернув лапы хвостом. И не мигая пялился на человека. То ли серый, то ли черный, а не то полосатый.
Збинаев отвернулся к экрану и решительно включил музыку. Бодрые металлические звуки должны были прогнать животное, ежели оно настоящее. Но как раз в разгар гроулинга особо металлической песни Збигаеву пришла в голову настолько страшная мысль, что он просто перестал соображать, на минуту потеряв возможность двигаться: а что если кот спрыгнул со шкафа и неслышно подкрадывается к нему на мягких лапах. Он поспешно вырубил звук и принялся вглядываться в монитор. Да нет, глаза на месте, на шкафу.
Отдохнув от своего страха, Збигаев вдруг почувствовал стыд: он, почти 30-летний мужик, сидит у себя дома и боится кота! Да не дай бог кому рассказать – позора не оберешься.
Он решительно встал и повернулся к коту. Кот сидел. Збигаев прикинул расстояние до выключателя: тот находился к нему метра на полтора ближе, чем кот. Не прыгнет, подумал он про себя, и медленно двинулся к выключателю, не сводя глаз с кота. Кот сидел, ничем не выражая эмоций. Когда до выключателя осталось протянуть руку, Збигаев, нащупывая кнопку, невольно перевел взгляд на него, всего на секунду. Щелкнул выключатель, загорелся свет в большой немытой люстре под потолком.
Никакого кота на шкафу не было.
Збигаев контрольно пощелкал выключателем – кота не наблюдалось. Для очистки совести он обошел всю квартиру, благо она крохотная, везде работая господом богом. Никакого кота не наблюдалось, да и вообще ничего живого – недавно из дома ушли даже тараканы.
Успокоенный он вернулся к компу, уселся и бросил взгляд на часы – ого. Уже два часа, пора бы и баиньки. И пока успокоенность не прошла, Збигаев торопливо расстелил постель на диване, находившемся гораздо ближе к шкафу, чем ему хотелось бы, и быстро юркнул под одеяло.
На следующий вечер кот пришел снова.
Збигаев вообще-то собирался включить не чертежную лампу, а верхний свет, но забыл об этом, и вспомнил, лишь увидев знакомые фонари на экране.
Он через плечо поглядел на кота. Кот не двигался.
Ну и черт с ним, ничего ж не делает, сидит и сидит, успокоил себя Збигаев. Надо меньше смотреть всяких там холмов с глазами и всякого рода живых мертвецов, вот что.
И героически занимался своим делом, лишь изредка позволяя себе задерживать взгляд на пылающих пятнах. А когда он подошел включить свет, кот исчез. Вот так – какое-то искажение пространства, моргнул он, что ли, а кота и нет. Мистика.
Так продолжалось несколько вечеров. Збигаев извелся весь и уж начал вспоминать свои прегрешения против кошек, и таковых не нашел. К усатым-полосатым был он совершенно равнодушен, любви не испытывал, это правда, но и обижать не обижал.
И внимание непонятного кота было ему в тягость.
Через неделю, за которую он слегка похудел и стал очень нервно реагировать на всякие подходы сзади, что не преминули отметить шутники на работе, Збигаеву пришла в голову блестящая мысль. Кошки терпеть не могут собак, надо привести в дом собаку и посмотреть, что из этого получится. И если это галлюцинация (Збигаев добавил про себя «наведенная галлюцинация», очень уж любил он Стругацких), то собака ничего не почует. А если натуральный кот, то собака его спугнет, и во всяком случае тогда все и разъяснится.
Лучше всего, конечно, было бы пригласить для этой цели овчарку. Но знакомого с овчаркой у Збигаева не было. А был приятель, державший нелепую собаку – бассета, который при встрече каждый раз смотрел на Збигаева с такой укоризной, будто тот лично съел хё из бассетовой мамы. Но даже такая собака была лучше, чем ничего. И приятеля с собакой он пригласил.
Под пиво время шло незаметно. Колбассет лежал у ног хозяина, глядя вокруг страдальческими глазами, никаких эмоций не проявлял даже при виде закуски. Была только одна загвоздка. Приятель был женат, и беременная жена категорически не приветствовала его позднее появление. Так что в десять – он предупредил сразу – уйдет. А кот появлялся по ощущениям Збигаева не раньше 11 или даже позже. Но в любом случае понюхать-то собак мог. И Збигаев поводил собаку на поводке по всем углам квартиры. Бассет плелся за ним, метя ушами по полу и вздыхая. И опять-таки ничего не унюхал.
Помявшись, Збигаев попросил разрешения посадить бассета на шкаф. Приятель взглянул на него изумленно и зашелся диким хохотом.
Объясняя, зачем бассету на шкаф, Збигаев аж вспотел, но приятель проявил понимание. В четыре руки они взгромоздили повизгивающую собаку на шифоньер, и приятель велел: «Нюхай!»
Бассет нюхал исправно, тыкался коричневым носом в постланные на шкафу газеты и зафыркал.
- Что-то чует, – неуверенно сказал Збигаев.
Приятель встал на стул и заглянул на шкаф сам. Потом спустил на пол собаку, которая радостно заюлила, почувствовав себя на привычной поверхности.
- Не надо быть собакой, чтоб унюхать. Рыбу, что ли, заворачивал?
Збигаев принюхался к газете и едва не плюнул: явственный запах сушеной рыбы бил в нос. Давно у него эта чехонька валяется…
- Вот твой котяра на запах и пришел, - заржал приятель. – Шпуня, домой, домой!
После их ухода Збигаев допил пиво и улегся на диван, удобно закинув руки за голову. Газеты на шкаф он постелил свежие. И вообще... Раз собака ничего не учуяла, рассудил он, кот-то не натуральный. Привиделся. А раз так – не захочет Збигаев, он и не придет. С этой приятной мыслью он задремал. Проснулся Збигаев в почти полной темноте, слегка разбавленной падавшим из окна светом фонарей. Навстречу им на шкафу ответно горели кошачьи глаза.
Збигаев, лежа в темноте без одеяла, без ничего, почувствовал себя голым и беззащитным. Вот кинется, метнулось в голове. Пивной хмель выветрился, стало зябко и страшно лежать. И пошевелиться тоже страшно. Искоса Збигаев посмотрел на кота, точнее на его черный расплывающийся силуэт с двумя сияющими дырами в солнечный день: глядит – не глядит. Казалось, кот не смотрит на него, но поди разбери выражение черной кошачьей морды в черной комнате. Наверняка следит, как за мышью, ам – и сожрет. Нечеловеческим усилием воли он спустил похолодевшие ноги на пол – надо было что-то предпринимать для своего спасения. Метнулся к спасительному выключателю – и зажег наконец-то свет. Со страху ему показалось, что кота было видно еще пару секунд при свете, потом он сгинул.
Проявляется, непонятно подумал Збигаев. Может, кот потихоньку материализуется, копит силы, потому и не проявляет никакой враждебности до поры.
Збигаев прошел на кухню, выпил воды из-под крана и, упершись взглядом в стену, задумался. Ему очень хотелось избавиться от кота. Ну или хоть задобрить его, вдруг сам уйдет. Кот, откровенно говоря, вгонял его в ужас непонятно почему. Вот черный или не черный? Он и сам не знал, что страшнее – черный колдовской кот или обычный полосатый дворовый васька… только непонятно откуда пробирающийся по ночам к нему в квартиру. Збигаев представил, как кот лезет по стене, цепляясь острыми загнутыми когтями за неровности, с противным звуком царапая штукатурку. Или – его передернуло – как протискивается сквозь стену, оставляя мягкие шерстинки на обоях, шурша шкуркой по бумаге.
Нервно он открыл холодильник, выудил оттуда уцелевшую после бассета сосиску и сжевал ее холодной.
В половине девятого, когда он, втянув голову в плечи, тащился на работу, какой-то бомж у метро посмотрел ему в глаза и сказал:
- Не давай повода!
Збигаев обошел его по дуге – может, еще денег попросит. Вечером тот же бомж стоял на том же месте и повторил:
- Не давай им повода!
Кому им, какое дело до него бомжу с его непрошенными советами – Збигаеву даже разбираться было противно. Но засело в голове, и дома, готовя подгоравшую яичницу с сосисками, он то и дело думал: «Главное – не давать повода».
Он поедал яичницу и невольно косил глазом через плечо на кухонный шкаф, где пылилась одинокая кастрюля.
Подкрепившись яичницей, Збигаев решил бороться за себя. С этой целью он пошел в онлайновую игрушку и, объединившись с товарищами, бил супостатов до изнеможения. Рука бойца колоть устала – вот как называл он эту ломоту в правой конечности. Морально приободрившись, он потянулся, не думая ни о каких котах. Ого, половина первого. Машинально он скосил глаза через плечо. Кота на шкафу не было. Збигаев резко обернулся – нету! Что, съели? Он подошел к шкафу поближе и привстал – нету. От радости Збигаев побежал к холодильнику за бутылочкой пива. Откупорив ее и уже делая первый сладкий глоток, он услышал вдруг хорошо опознаваемый звук – скрежет когтей о дерево. В комнате кто-то точил когти.
Збигаев уже знал кто – черный, серый, в полоску котяра, и уже понял обо что – о необработанную верхнюю панель шкафа.
Он сглотнул пиво, потерявшее свой вкус, и решительно двинулся в комнату. В полумраке он сразу увидел более темное пятно на шкафу. Кот восседал на своем обычном месте, светил фарами и не двигался. Збигаев не знал, чего ждать, и к добру ли то, что кот решил предварить свое появление этим омерзительным звуком. Не намек ли, что ему придется отведать этих когтей? Но за что?
Збигаев попятился обратно в кухню и вытащил из ящика припасенный фонарик. Яркий луч скользнул по шкафу, не высветил ничего особенного, как и в квартире вообще: фотография на стене, диван, отставшие обои в углу, этажерка с дисками, шкаф. Стоило Збигаеву отвести от него луч фонарика, как дверца с противным и долгим скрипом раскрылась. Он содрогнулся от ужаса и застыл столбом. Но минуты текли, никакие пришельцы и щупальца не высовывались в его комнату из иномирья, и Збигаеву стало просто скучно стоять и бояться. Он дрожащей рукой закрыл дверцу на ключ и только потом включил свет, запоздало вспомнив, что шкаф произвольно открывался еще при жизни его родителей, пугая таинственным скрипом. Отец так и не собрался сменить замок. А теперь отца нет, и сам Збигаев тоже не торопится…
Так или иначе, кота нигде не было, и стало понятно, что сегодня уже не будет. Збигаев допил пиво на кухне, все время прислушиваясь, и улегся спать.
Он проснулся рано и по этому поводу вышел из дома раньше обычного. Бомж стоял на прежнем месте, как и не уходил никуда. Подойдя ближе, Збигаев разглядел, что это и не бомж вовсе, а еще бодрый пенсионер с жалкой стопкой книг на ящике.
Збигаеву он кивнул как знакомому.
- Извините, - сказал Збигаев, не зная как начать.
Пенсионер сразу же перешел к делу:
- Ну, что?
- Кот, - так же кратко ответил Збигаев.
- Бил?
- Да что вы! У меня и кота никогда не было.
- Значит, повод дал, - резюмировал пенсионер и отвлекся на внезапного покупателя.
Збигаев посмотрел на часы и увидел, что уже опаздывает. Он побежал в метро и слился с потоком.
Вечером Збигаев сразу высмотрел пенсионера и предложил поговорить. Говорить пошли в пивную, которых развелось в последние годы видимо-невидимо. Збигаев как на духу рассказывал про кота, пенсионер попивал пиво за збигаевский счет и молчал. Дойдя до событий последней ночи, Збигаев с надеждой уставился на пенсионера, как будто он был больным, а пенсионер – его последней надеждой на жизнь.
- Я ж тебе говорю – не давай повода, - заметил пенсионер. – А ты, стало быть, дал. Вот оно и того.
- Да какого повода! – взорвался Збигаев.
- Такого, - сурово осадил его собеседник. – Вон читал - на улице Ленинской?
Збигаев попытался вспомнить.
- Улица Ленинская, дом 43, квартира 81, групповое убийство, - напомнил пенсионер. - Задушили двух детей и матерь ихнюю, отца посадили – дескать, из ревности он все сделал. А он тут вовсе ни при чем.
- Да вы-то откуда знаете? – Збигаеву стало скучно – напоролся на психа вместо волшебника. – Вы следователь, что ли?
- А живу я там рядом, в одном подъезде, - с достоинством ответил старик. – Понятым был, между прочим. Тут-то я всю обстановку и углядел.
Он сделал паузу.
- Ну? – против воли спросил Збигаев.
Пенсионер оглянулся по сторонам и понизил голос.
- Я как зашел, сразу срисовал. Вот гляди – коридор, как в путных семьях, вешалка там с польтами, дальше заходишь в залу, там диван стоит. Во второй комнате дети спят. Двое детишек – девять лет и шесть. Было. Самый шебутной возраст. Ты поглянь, как они лежали: жена в комнате, а детки у себя в кроватках как спят. Задушенные. Ребятишки, я чую, первыми и углядели.
- Что, что углядели? – в душу Збигаева потихоньку заползал холодный червячок страха. Этакая метровая гадюка.
- Как польты на вешалке висят, - таинственно прошептал пенсионер.
- Да чтоб тебя! – вскричал Збигаев от неожиданности. На них оглядывались.
Он вскочил и решительно двинулся вон из пивнушки, не глядя более на пенсионера, который тщетно хватал его за рукав.
Збигаеву было так стыдно, что уже и не страшно. Пенсионер оказался полным и натуральным психом, и логика его была логикой шизофреника, а он развесил уши и верит.
Домой он купил пельмени и сосиски, подумал и добавил еще консервы.
- Консерва 80 рублей.
- А чего так дорого? – изумился Збигаев.
- Смотрите ценник, для кошек все такие.
Збигаев перевел взгляд на банку. Впопыхах он сунул в корзину кошачьи консервы вместо человечьих лососевых. Он сглотнул. Или правда взять – может, кот наестся и подобреет, не будет больше приходить и пугать его черным остроухим силуэтом?
Он расплатился и пошаркал домой, сгибаясь под порывами ветра, словно ветер тоже был опасен.
Дома Збигаев поставил вариться пельмени и в предвкушении вечерней еды повеселел. Достал уксус, налил в блюдце и с аппетитом умял порцию пахнущих тестом пельменей, завершив ужин крепким черным чаем. Благодушный от сытости, он устроился на диване и, щелкнув пультом телевизора, принялся смотреть новости. Их прервала реклама, лишившая его чуточки обретенного спокойствия: лихо сигавший с крыши на крышу полосатый котяра во главе отмороженной шайки меховых бандитов.
Збигаеву стало тревожно – кот прыгал по крышам, в мгновение ока взлетал по заборам, выскакивал из не предвещавшего беды белого ничего. Он был всюду и требовал от людей дани – фирменной кошачьей еды. Это был знак, понял Збигаев. Мудрый телевизор учил, как следует откупаться от хищных котов, чтобы не случилось беды.
Збигаев, поколебавшись, пошел-таки к холодильнику, вынул банку, покрутил в руках, с неприязнью разглядывая сытую кошачью морду на этикетке, вскрыл ее, понюхал. Пахло съедобно.
Он выложил половину на блюдечко и поставил на шкаф. Вторую половину, подумав, на традиционное место кошачьего кормления - в кухне. Банку с остатками корма сунул в холодильник и принялся ждать.
Под страстные крики телевизора он уснул.
Проснулся Збигаев от тишины. Телевизор тихо гудел, показывая разноцветно-полосатый экран, люстра излучала болезненный в предрассветной серости свет. Збигаев сонно выключил и то и другое и лег досыпать.
Он вскочил в девятом часу утра, отчаянно уже опаздывая, и опрометью понесся на работу. Правда, хорошо выспавшись и трезво глядя с утра на вещи, он успел сгрести с шифоньера блюдце с застывшей как цемент кошачьей едой, распространявшей стойкий запах, второе с кухни и забросить их в холодильник. А потом уж понесся.
Весь день он не вспоминал о коте и вообще чувствовал себя как человек, вставший на ноги после тяжелой болезни и впервые совершивший физическое усилие, ощущая от этого усилия мышечную радость. Никакие пенсионеры не омрачали и его возвращение домой.
Збигаев вновь приготовил себе мужской ужин и с удовольствием отдался сетевым битвам. Он даже ощутил некое озорство, прибив врагиню, некую Блэк Кэт, закрывающую ему доступ к ресурсам, – бодро скачущую по экрану девицу с огромным мечом и в ажурном бронелифчике.
Проголодавшись, Збигаев вновь сунулся в холодильник за сосиской. Внезапно он уронил всю упаковку, с ужасом глядя в нутро полупустого агрегата. На полке мирно стояли рядом два блюдца, и на одном из них застывшая кошачья еда была наполовину съедена!
Беда в том, что сунув утром кошачьи блюдца в холодильник, он не посмотрел, где какое, а теперь все его ужасы и сомнения внезапно обрели отвратительно материальное подтверждение. Из одного блюдца ели с явным аппетитом и съели половину, а то и больше… Из какого? Того, что на полу на кухне, или того, что было на шкафу, где нюхал меланхоличный Шпуня?
Как бы то ни было, кот оказался из плоти и меха, а не плодом его воображения. И не дурак пожрать, подумал Збигаев, содрогаясь. Только вот что теперь делать-то?
Первым делом он подобрал сосиски и поставил вариться. Глядя, как всплывают, толкая друг друга, непристойно розовые поленца, он подумал, что раз кот берет взятки едой, то, может, ему повторить прошлый опыт? Ну съел и съел, вон еще на другой раз осталось. Съел и не пришел – вот что главное, подумал Збигаев. Понимает, зараза. Если кота кормить и дальше, он и дальше не придет. А он, Збигаев, тогда вернется к прежней беззаботной холостяцкой жизни.
Но все-таки червь сомнения точил его, точил, пока Збигаев возвращал блюдца на прежние места, добавив в каждое по вареной сосиске. Плевать на запах, и не так уж противно пахнет эта еда, но точно ли там съедено? Может, это он положил в одно блюдце меньше кошачьей жратвы, расстроенный непонятной ситуацией, а теперь сам себя пугает?
Остатки сосисок Збигаев сжевал, уже без всякого интереса прокачивая героя до следующего уровня. Придет - не придет, вот что занимало его мысли. А вдруг коту так понравится еда, что он будет таскаться сюда до самой его збигаевской смерти? А то и друзей приведет… Нет, чепуха, чушь и ересь.
Вырисовывался четкий алгоритм: есть еда – кот не приходит, нет еды – кот пугает Збигаева светящимися буркалами со шкафа. Вот этому алгоритму и будем следовать.
Как ни оттягивал Збигаев момент, когда надо ложиться спать, но лечь все же пришлось. Збигаев постелил, лег и натянул одеяло повыше, чутко прислушиваясь к ночным звукам. Ему было даже слегка интересно, как это кот придет и будет есть подношение. Откуда придет – вынырнет из-под стола, вырулит со стороны кухни, победно задрав хвост, спрыгнет с подоконника…
Или просто – тут Збигаев похолодел под своим одеялом – сгустится из просто черной тени на стене в черную тень с форфоресцирующими зенками, которыми неподвижно уставится на несчастного Збигаева?
Ми-э-э-у-у-а-у-а-у! – раздалось рядом, и Збигаев подпрыгнул на диване. Он не решался посмотреть в сторону шкафа, чтобы узнать, есть там кот или нет. Но тут же пришло спасительное облегчение – он догадался, что кошачий вопль донесся с улицы. Наверное, полосатые властелины помоек чего-то не поделили с рыжими властелинами.
Он смело пошлепал к окну и выглянул во двор. Дохлый фонарь едва освещал неухоженный двор и мусорные контейнеры в отдалении. Там кто-то копошился, потом черная кошка спрыгнула с края контейнера и пошла куда-то по своим кошачьим делам. Збигаев умиленно наблюдал за тем, как она рысит куда-то в темноту двора, подальше от его дома. Вот бы все так, подумалось ему. Ушли – и не пришли обратно.
Он вернулся на диван и укутался до подбородка одеялом, лег на бок, лицом к опасному шкафу. На шкафу было темно и ничего живого.
Збигаев уснул и во сне видел мяукающих и мурчащих кошек. Мяуканье становилось все громче, пока не перешло в кошачий вой. Збигаев подскочил. И проснулся. В комнате посерело, кошки за окном продолжали кошачий концерт, и Збигаев неожиданно вспомнил, что сегодня суббота и идти никуда не надо, можно спать до обеда. Только вот кошки… Невыносимо лень было вылезать из-под одеяла, открывать форточку и орать дурным голосом в надежде отогнать противных тварей. Должны же они когда-нибудь заткнуться?
Он прислушался. Солировали две кошки, разноголосо тянувшие по очереди и дуэтом свое миэээааууау, а на подпевках у них был, казалось, целый хор. Он начал даже находить какой-то ритм в этой оргии, как внезапно кошачий концерт стих, как отрезали, а с улицы донесся звук заведенного мотора и шуршание шин. С запозданием Збигаев понял, что это был не кошачий, а концерт, наверное, этой этнической музыки, волынка да скрипки, или что там еще у них мяукает во всю глотку?
Настала удивительная тишина, в которой Збигаев четко расслышал мягкий стук о пол небольшого тела, спрыгнувшего с изрядной высоты, и глухой топоток мягких лап. Топоток пролетел по квартире и затих не то на кухне, не то в ванной.
Окончательно разбуженный Збигаев с тоской смотрел на окно, за которым неумолимо разгорался поздний рассвет. Вот и светло уже, а ему никакого покоя. Окружают со всех сторон, подстерегают даже во сне, и сосиски, сосиски не помогают, боже мой, что делать. Он укрылся с головой, твердо решив придумать план избавления, и сам не заметил, как уснул.
Збигаев проснулся поздно, разбитый, помотался по квартире, пытаясь окончательно проснуться, стоял у окна и тоскливо рассматривал хмурый двор. На лавочке сидел, обернув лапы хвостом, черный кот и умывался.
«Ну с-сука, - подумал, медленно свирепея, Збигаев. – Ты уже и днем меня достаешь! Щас я тебя!»
Он натянул треники, куртку и кинулся вниз по лестнице. Хлопнула подъездная дверь. Никакого кота на лавочке не было, там сидели двое подростков и меланхолично щелкали семечки.
- Пацаны, кота тут не видели?
- Ваш, что ли, - спросил один через паузу.
Збигаев замялся. Называть кота своим не хотелось – он уже сделался суеверен, сказать «не мой» - черт его знает, что подумает пацанва.
- Ну, - неопределенно ответил он.
- Он вон он, - мальчишка показал рукой куда-то за пределы двора. – Он к кошке ходит на ту сторону улицы.
Збигаев пошел куда указали. Через дорогу, значит, думал он злобно, чтоб тебя в лепешку раздавило, гадина, машин прорва.
Выйдя на улицу, Збигаев заметил кота сразу. Тот уточкой сидел у бордюра и ни к какой кошке не собирался. Наверное, пережидал транспорт.
В голове злого Збигаев возникла адская мысль. Он подкрался к сидящему коту и пинком отправил его на проезжую часть, под колеса. Кот завизжал… нет, это завизжали у него за спиной.
- Ма-а-ма-а! – отчаянно орал чей-то ребенок. – Дя-а-дя мою вугушкупвулвохкуа-а-а-а!
Збигаев обернулся. За его спиной размазывал слезы по лицу карапуз в красной курточке, к нему спешила на каблуках женщина, окатившая Збигаева недобрым взглядом кошачьих глаз.
Видно было, у нее найдется что сказать дяде, когда малыш успокоится. Он посмотрел на дорогу. Кота отбросило колесами к тому же бордюру, и он теперь ясно видел, что это игрушка, сшитая из искусственного меха, вся мокрая и измазанная в грязи.
Он похолодел.
Мало того – Збигаева затрясло. Он не понимал, как мог принять игрушку за живого кота, и еще меньше понимал, как он, всегда гордившийся своим непричинением вреда никому, мог дойти до такого. «Наверное, я болен», - подумал Збигаев, трясясь от озноба и лязгая зубами.
Рев за его спиной перешел в мелкие всхлипы, и он спиной почувствовал приближение разгневанной мстительницы. Каблуки цокали.
- А ну пошел отсюда, алкаш чертов! Ребенка мне перепугал. Пока я тебя, бомжару, в милицию не сдала!
Збигаев посмотрел на свои тапки, треники и замызганную куртку – и правда, бомж бомжом. Такому в самый раз охотиться на котов.
- Извините, - пробормотал он и повернул к дому.
Сунув руку в карман, он обнаружил, что ключей у него нет, но с благодарностью проскользнул вслед за соседкой. Поднимаясь по лестнице, Збигаев машинально прикидывал, как ему попасть в квартиру, но та встретила его приоткрытой дверью… Самую чуточку, однако приоткрытой. Збигаев, в чьей памяти еще гремел гул захлопнувшейся с размаху тяжелой двери, попятился, но деваться было некуда. Если сейчас она захлопнется, он так и останется стоять на лестнице без ключей, в промокших тапках и похожий на бомжа.
Збигаев осторожно просунул голову в прихожую, стараясь уловить малейший звук, но в квартире было тихо. Медленно он продвигался в сторону комнаты, как вдруг из-за угла на него вылетел как черная шаровая молния черный гладкий кот. В зубах бандит держал остаток сосиски. Он прошмыгнул между ног Збигаева и был таков.
Збигаев, внутренне готовый встретить грудью опасность в виде какого-нибудь домушника или не в меру любознательного отрока, сполз по стене. Сердце бухало от пережитого ужаса, но где-то внутри, очень глубоко внутри, он почувствовал облегчение и едва не разочарование.
Значит, кот и впрямь существует, ест сосиски, добытые заведомо нечестным путем, вон он какой гладкий, и ничего опасного в нем нет – обычный наглый и вороватый котяра. О том, как этот котяра пробрался к нему в дом и как он вдруг оказался здесь, и чем открыл захлопнувшуюся дверь, он старался не думать.
Збигаев прошел на кухню, осмотрел вылизанное дочиста блюдце и почувствовал прилив аппетита.
Он запоздало побрился, влез под душ, потом, уже чистый и умиротворенный, пожарил картошки и с удовольствием съел всю. Затем растянулся на диване.
Слабое октябрьское солнце милостиво осветлило стену и заиграло на пыльной, сто лет не видевшей тряпки, полировке проклятого шифоньера. Збигаев осматривал квартиру, такую привычную и знакомую до трещинки на подоконнике. Он жил здесь с детства с родителями, потом они развелись, потом умер отец, потом мама, а он все живет в этой выученной наизусть комнате. С родительских времен прибавился только компьютер да сменился на более модный телевизор. Диван – тоже современный, с хитро выгнутой спинкой. Новые обои, которым уже, впрочем, исполнялось четыре года. Особой хозяйственностью Збигаев не отличался и не видел нужды в смене убранства: уютно, удобно – ну и ладно. Хотя обои вон уже отклеились. Збигаев привстал, чтобы повнимательнее посмотреть на отклеившиеся в углу обои, и сел обратно на диван.
При ближайшем рассмотрении оказалось, что обои не отклеились, а висят лохмотьями, как будто их драли когтями.
- Что за!.. – он недоговорил. Никаких животных в доме у них отродясь не водилось, тем более что он сам клеил эти обои и точно помнил, что приклеил нормально.
Кот, больше некому, подумал Збигаев. Ему вновь сделалось тревожно. Солнце растворилось в привычной серой хмари, в комнате потемнело. На Збигаева стремительно наваливалась тоска. Он попытался вспомнить, как проводил выходные до кота. Та жизнь казалась ему сейчас какой-то очень далекой и блеклой, чужой. До кота он ходил с приятелем иногда пить пиво в боулинг, летом ездил с той же целью на природу с то ли Катей, то ли Светой и тогда же расстался с ней, неприятно пораженный определенностью ее матримониальных планов. Иногда брал на дом халтуру или с удовольствием отсыпался после трудовых будней. Несколько раз ездил на «сисопку», но и там не прижился.
Он позвонил приятелю с бассетом, но того не было дома, а бассет, конечно, трубку не брал. Мобила приятеля молчала, не откликнулся и десяток других номеров из его телефонной книжки.
Он остался один на один с тенью кота.
Но это его не испугало, напротив, Збигаев развил бурную деятельность: вытащил из шкафа пиджак, надел черную водолазку, почистил брюки, потом ботинки, проверил наличность в кармане и быстро, пока не пропал запал, вышел из дома.
К его слугам красивые девушки, водка, кафе, боулинги, клубы и даже кинотеатры! А кот пусть давится сосиской, все равно в ней одна соя.
Похоже, Збигаев вышел из дома в очень удачный момент, потому что уже минут через пять целеустремленной ходьбы буквально столкнулся с однокурсником.
Они радостно напились в баре. Прощаясь, Збигаев достал мобильник и с пьяной нежностью потребовал:
- Вадька, забыл…черт… забыл, диктуй фамилию и номер.
И тот так же старательно, по слогам, назвал номер и фамилию - Котов.
- А у меня… тоже есть знакомый кот! – расхрабрившись от выпивки, признался Збигаев. – Вот поверишь, вот такой котяра!
И он попытался руками показать, какой котяра.
- А фамилия у него есть? – Котов, похоже, находился в том же градусе опьянения, что и Збингаев, и подхватил игру.
- Не спрашивал, - мотнул Збигаев головой. – Наверно… Котенко. Или Котидзе.
Приятели долго веселились, придумывая кошачьи фамилии, пока приятель не вспомнил, что метро закрывается, а ему до дома пилить и пилить.
Они распрощались у бара, и Збигаев поплелся по ночной улице домой, изредка пьяно смеясь.
И нисколько не удивился, углядев у стены дома, как раз перед тем, как ему сворачивать во двор, черного кота.
- Слышь, Котенко, - обратился к нему Збигаев. – Или как там тебя… Кошечкин… Котов… не, Котский. Ты, Котский, ко мне больше не ходи, пнял? Ты мне не нрависся.
Кот не отреагировал на пьяного Збигаева.
- Девушка, - обратился тогда тот к проходящим мимо юницам, - ну хоть вы ему скажите, чтоб ко мне больше ни-ни!
Девушки обошли Збигаева по дуге и прибавили шагу.
Збигаев и сам понимал, что в таком состоянии вряд ли будет убедительным, но попытался еще раз донести до черного кота всю мерзость его деяний.
- Я не хочу! Слышь! Не хочу. Чтоб ты ко мне таскался. Зачем сосиску украл, а? Говори, с-скотина!
Скотина молчал, весь как черный, вырезанный из латекса силуэт. Збигаев, постояв, двинулся домой, поминутно оглядываясь.
- Даже кот со мной разговаривать не хочет! – пожаловался он вслух и сел на лавочку. Больше торчать поздним октябрьским вечером на воздухе дураков не было. Теплота пива и дружеского общения согревала Збигаева, пока хмель медленно рассеивался в черном шепчущем кустами воздухе.
- Надо ж… Вадька Котов, - рассуждал он вслух. – А ведь приятелями были, а не виделись… сколько ж не виделись?
Он задумался, припоминая институтских друзей. Было их всего четверо, прочие приятели. Котов был как раз приятелем, но вот поди ж ты: с друзьями он не виделся сто лет, а Котов – вот он!
Внезапно Збигаев дернулся как от ожога.
Поспешно вытащил мобильник и набрал номер товарища с бассетом.
Тот был дома, но крайне недовольный.
- Котов? Да черт его знает, - буркнул он в трубку. – Кажется, он, но точно не помню. Позвони Сереге.
И Збигаев вновь остался один. Напряженно роясь в памяти, он пытался вспомнить: кто из однокурсников погиб во время крушения пассажирского лайнера года два назад. Вроде Котов там был в списке… или нет? Или кто другой на букву К? Но другого не было – он, точно он.
И если был – то с кем же Збигаев просидел несколько часов, поглощая пиво под легкую закуску и вспоминая студенческие годы?
Ответ он уже знал, но изо всех сил старался не выпустить его наружу из подсознания даже в виде мысли, не то что в виде слова.
«Со всех сторон ведь обложили, - подумал он с тоской. – Ну что я им сделал!»
Подниматься в квартиру было опасно. Збигаев чувствовал: там ждет его кот, чтобы накинуться в темноте прихожей. Нет, надо выманить его сюда. Здесь люди и больше пространства для маневра.
Пошатываясь, Збигаев встал, и усердно изображая сильно пьяного, пошел обратно. Он рассчитывал, что кот тоже выйдет на улицу, а там спасение, там люди, там милиция, наконец.
Ветер гнал по тротуару бумажки, мокрые листья и Збигаева, который целеустремленно шел куда-то сквозь пятна слабого фонарного света и густой тьмы, втянув голову в плечи. Впереди маячил какой-то свет, резкий и вымораживающий глаза изнутри, но Збигаев летел к нему как мотылек. Он продрог и корил себя за то, что так легкомысленно покинул сегодня квартиру. Теперь вот ищи безопасное место… Нет-нет, на свету все будет иначе. От него шарахнулась мокрая бродячая собака и облаяла, отскочив в сторону.
За кого она меня принимает, подумал Збигаев, втягивая шею и руки в куртку, как черепаха под панцирь. Собака привязалась и бежала следом, простуженно лая. Откуда-то сбоку послышалось еще тявканье. Збигаев почти бежал к свету, который все никак не начинался. Черные кости деревьев, со всех сторон обступившие его, мешали свету – он это чувствовал, а значит, мешали и безопасности Збигаева.
За ним следовали уже три собаки, на разные голоса сзывавшие сородичей присоединиться к веселой погоне.
Неожиданно Збигаев сделал хитрый финт – метнулся в сторону, протиснулся через нетолстые стволы и выскочил наконец-то в долгожданный свет. Грязные лужи – и те сияли новогодними огнями, нить фонарей уходила в неоновую даль, принося успокоение. Збигаев вышел на середину и зашагал по разделительной линии.
Собаки облаивали его с края дороги, но все неохотнее.
Вскоре он перебежал на тротуар, едва не попав под колеса траурно-черному лимузину. Он уселся на продуваемой ночным ветром остановке и стал обдумывать свое положение. Домой возвращаться нельзя, это ясно как день, да еще эти собаки. Чего они к нему прицепились, гавкали, как на врага… Збигаев вспомнил, как приводил домой Шпуню, и ему стало тревожно. Может, собаки приняли его за кота? Может, в том и состоял хитрый план неведомой твари, чтобы самому занять место Збигаева - теплую квартиру с ванной и уютным диваном, а его выгнать в обличье шелудивого зверя на опасные, холодные улицы? И он сам помог ему, сам бежал из дому, когда до двери оставалось всего ничего. Сейчас сидел бы дома, пил горячий чай…
Збигаев вытащил руку из кармана и посмотрел на нее. Обычная мужская ладонь, в меру корявая… ничуть не похожая на кошачью лапу. Этой ладонью он осторожно ощупал лицо и голову – все в порядке, никаких изменений не заметил.
В бумажнике осталось немного денег после бара, и он решил не идти пешком, поймать такси, чтобы подвезло к дверям, а там уж как-нибудь…
Он вышел на край тротуара и призывно выставил руку. Машины летели мимо, не особо интересуясь мужской конечностью, Збигаев даже расстроился. Наконец возле вконец окоченевшего Збигаева остановился затрапезный жигуленок. Не успел он взяться за ручку, как его мягко оттеснил большой парень в компании с вертлявой девицей, открыл дверь сам и, просунув голову в салон, стал договариваться с шофером.
- Эй, ты чего, я первый … - начал Збигаев.
Но парень втиснулся в салон, девица юркнула на заднее сиденье, шутливо бросив Збигаеву короткое «Брысь!».
Жигуль умчался, весь черно-белый от грязи, а Збигаев так и стоял у края тротуара. Он забыл как дышать.
Потом, опомнившись, побрел куда-то по полночной улице. На ходу он пытался дернуть хвостом, выпустить когти, встопорщить усы и время от времени грозно мяукал, отпугивая собак.
URL записиЖанр: Ориджинал
Автор: Эрл Грей
читать дальше
Збигаева стал домогаться кот. Поначалу отражение двух фосфорических пятен в стекле монитора ничем ему не мешало, он и не заметил, когда они появились. Но со временем Збигаев все чаще стал обращать взгляд на пылающие зелено-желтые пятна. Он искренне считал их отражением лампы или другого осветительного прибора, даже не вспомнив, что никаких ламп за его спиной нет, комната поделена на желтый островок света, на котором расположились сам Збигаев, его кресло и компьютер, и затопленную городской тьмой комнату.
Однажды любопытство пересилило, и он обернулся. На высоком шифоньере восседал кот и сверкал желто-зелеными глазищами.
Удостоверившись в физическом существовании кота, Збигаев успокоенно отвернулся к компьютеру, когда внезапная мысль настигла его и между лопаток поползла противная холодная капля.
Какой кот?
Никакого кота отродясь у него не было. Даже забежать из подъезда животное не могло, потому что сегодня он не выходил из дома вообще. Даже залезть в форточку на его четвертый этаж без балкона. Однако кот сидел на шкафу, и его горящие буркалы отражались в збигаевском мониторе, мешая сосредоточиться.
Поборов страх, Збигаев вновь повернулся к шкафу. Насколько он мог разглядеть, это был большой, средней упитанности кот, и сидел, спокойно обернув лапы хвостом. И не мигая пялился на человека. То ли серый, то ли черный, а не то полосатый.
Збинаев отвернулся к экрану и решительно включил музыку. Бодрые металлические звуки должны были прогнать животное, ежели оно настоящее. Но как раз в разгар гроулинга особо металлической песни Збигаеву пришла в голову настолько страшная мысль, что он просто перестал соображать, на минуту потеряв возможность двигаться: а что если кот спрыгнул со шкафа и неслышно подкрадывается к нему на мягких лапах. Он поспешно вырубил звук и принялся вглядываться в монитор. Да нет, глаза на месте, на шкафу.
Отдохнув от своего страха, Збигаев вдруг почувствовал стыд: он, почти 30-летний мужик, сидит у себя дома и боится кота! Да не дай бог кому рассказать – позора не оберешься.
Он решительно встал и повернулся к коту. Кот сидел. Збигаев прикинул расстояние до выключателя: тот находился к нему метра на полтора ближе, чем кот. Не прыгнет, подумал он про себя, и медленно двинулся к выключателю, не сводя глаз с кота. Кот сидел, ничем не выражая эмоций. Когда до выключателя осталось протянуть руку, Збигаев, нащупывая кнопку, невольно перевел взгляд на него, всего на секунду. Щелкнул выключатель, загорелся свет в большой немытой люстре под потолком.
Никакого кота на шкафу не было.
Збигаев контрольно пощелкал выключателем – кота не наблюдалось. Для очистки совести он обошел всю квартиру, благо она крохотная, везде работая господом богом. Никакого кота не наблюдалось, да и вообще ничего живого – недавно из дома ушли даже тараканы.
Успокоенный он вернулся к компу, уселся и бросил взгляд на часы – ого. Уже два часа, пора бы и баиньки. И пока успокоенность не прошла, Збигаев торопливо расстелил постель на диване, находившемся гораздо ближе к шкафу, чем ему хотелось бы, и быстро юркнул под одеяло.
На следующий вечер кот пришел снова.
Збигаев вообще-то собирался включить не чертежную лампу, а верхний свет, но забыл об этом, и вспомнил, лишь увидев знакомые фонари на экране.
Он через плечо поглядел на кота. Кот не двигался.
Ну и черт с ним, ничего ж не делает, сидит и сидит, успокоил себя Збигаев. Надо меньше смотреть всяких там холмов с глазами и всякого рода живых мертвецов, вот что.
И героически занимался своим делом, лишь изредка позволяя себе задерживать взгляд на пылающих пятнах. А когда он подошел включить свет, кот исчез. Вот так – какое-то искажение пространства, моргнул он, что ли, а кота и нет. Мистика.
Так продолжалось несколько вечеров. Збигаев извелся весь и уж начал вспоминать свои прегрешения против кошек, и таковых не нашел. К усатым-полосатым был он совершенно равнодушен, любви не испытывал, это правда, но и обижать не обижал.
И внимание непонятного кота было ему в тягость.
Через неделю, за которую он слегка похудел и стал очень нервно реагировать на всякие подходы сзади, что не преминули отметить шутники на работе, Збигаеву пришла в голову блестящая мысль. Кошки терпеть не могут собак, надо привести в дом собаку и посмотреть, что из этого получится. И если это галлюцинация (Збигаев добавил про себя «наведенная галлюцинация», очень уж любил он Стругацких), то собака ничего не почует. А если натуральный кот, то собака его спугнет, и во всяком случае тогда все и разъяснится.
Лучше всего, конечно, было бы пригласить для этой цели овчарку. Но знакомого с овчаркой у Збигаева не было. А был приятель, державший нелепую собаку – бассета, который при встрече каждый раз смотрел на Збигаева с такой укоризной, будто тот лично съел хё из бассетовой мамы. Но даже такая собака была лучше, чем ничего. И приятеля с собакой он пригласил.
Под пиво время шло незаметно. Колбассет лежал у ног хозяина, глядя вокруг страдальческими глазами, никаких эмоций не проявлял даже при виде закуски. Была только одна загвоздка. Приятель был женат, и беременная жена категорически не приветствовала его позднее появление. Так что в десять – он предупредил сразу – уйдет. А кот появлялся по ощущениям Збигаева не раньше 11 или даже позже. Но в любом случае понюхать-то собак мог. И Збигаев поводил собаку на поводке по всем углам квартиры. Бассет плелся за ним, метя ушами по полу и вздыхая. И опять-таки ничего не унюхал.
Помявшись, Збигаев попросил разрешения посадить бассета на шкаф. Приятель взглянул на него изумленно и зашелся диким хохотом.
Объясняя, зачем бассету на шкаф, Збигаев аж вспотел, но приятель проявил понимание. В четыре руки они взгромоздили повизгивающую собаку на шифоньер, и приятель велел: «Нюхай!»
Бассет нюхал исправно, тыкался коричневым носом в постланные на шкафу газеты и зафыркал.
- Что-то чует, – неуверенно сказал Збигаев.
Приятель встал на стул и заглянул на шкаф сам. Потом спустил на пол собаку, которая радостно заюлила, почувствовав себя на привычной поверхности.
- Не надо быть собакой, чтоб унюхать. Рыбу, что ли, заворачивал?
Збигаев принюхался к газете и едва не плюнул: явственный запах сушеной рыбы бил в нос. Давно у него эта чехонька валяется…
- Вот твой котяра на запах и пришел, - заржал приятель. – Шпуня, домой, домой!
После их ухода Збигаев допил пиво и улегся на диван, удобно закинув руки за голову. Газеты на шкаф он постелил свежие. И вообще... Раз собака ничего не учуяла, рассудил он, кот-то не натуральный. Привиделся. А раз так – не захочет Збигаев, он и не придет. С этой приятной мыслью он задремал. Проснулся Збигаев в почти полной темноте, слегка разбавленной падавшим из окна светом фонарей. Навстречу им на шкафу ответно горели кошачьи глаза.
Збигаев, лежа в темноте без одеяла, без ничего, почувствовал себя голым и беззащитным. Вот кинется, метнулось в голове. Пивной хмель выветрился, стало зябко и страшно лежать. И пошевелиться тоже страшно. Искоса Збигаев посмотрел на кота, точнее на его черный расплывающийся силуэт с двумя сияющими дырами в солнечный день: глядит – не глядит. Казалось, кот не смотрит на него, но поди разбери выражение черной кошачьей морды в черной комнате. Наверняка следит, как за мышью, ам – и сожрет. Нечеловеческим усилием воли он спустил похолодевшие ноги на пол – надо было что-то предпринимать для своего спасения. Метнулся к спасительному выключателю – и зажег наконец-то свет. Со страху ему показалось, что кота было видно еще пару секунд при свете, потом он сгинул.
Проявляется, непонятно подумал Збигаев. Может, кот потихоньку материализуется, копит силы, потому и не проявляет никакой враждебности до поры.
Збигаев прошел на кухню, выпил воды из-под крана и, упершись взглядом в стену, задумался. Ему очень хотелось избавиться от кота. Ну или хоть задобрить его, вдруг сам уйдет. Кот, откровенно говоря, вгонял его в ужас непонятно почему. Вот черный или не черный? Он и сам не знал, что страшнее – черный колдовской кот или обычный полосатый дворовый васька… только непонятно откуда пробирающийся по ночам к нему в квартиру. Збигаев представил, как кот лезет по стене, цепляясь острыми загнутыми когтями за неровности, с противным звуком царапая штукатурку. Или – его передернуло – как протискивается сквозь стену, оставляя мягкие шерстинки на обоях, шурша шкуркой по бумаге.
Нервно он открыл холодильник, выудил оттуда уцелевшую после бассета сосиску и сжевал ее холодной.
В половине девятого, когда он, втянув голову в плечи, тащился на работу, какой-то бомж у метро посмотрел ему в глаза и сказал:
- Не давай повода!
Збигаев обошел его по дуге – может, еще денег попросит. Вечером тот же бомж стоял на том же месте и повторил:
- Не давай им повода!
Кому им, какое дело до него бомжу с его непрошенными советами – Збигаеву даже разбираться было противно. Но засело в голове, и дома, готовя подгоравшую яичницу с сосисками, он то и дело думал: «Главное – не давать повода».
Он поедал яичницу и невольно косил глазом через плечо на кухонный шкаф, где пылилась одинокая кастрюля.
Подкрепившись яичницей, Збигаев решил бороться за себя. С этой целью он пошел в онлайновую игрушку и, объединившись с товарищами, бил супостатов до изнеможения. Рука бойца колоть устала – вот как называл он эту ломоту в правой конечности. Морально приободрившись, он потянулся, не думая ни о каких котах. Ого, половина первого. Машинально он скосил глаза через плечо. Кота на шкафу не было. Збигаев резко обернулся – нету! Что, съели? Он подошел к шкафу поближе и привстал – нету. От радости Збигаев побежал к холодильнику за бутылочкой пива. Откупорив ее и уже делая первый сладкий глоток, он услышал вдруг хорошо опознаваемый звук – скрежет когтей о дерево. В комнате кто-то точил когти.
Збигаев уже знал кто – черный, серый, в полоску котяра, и уже понял обо что – о необработанную верхнюю панель шкафа.
Он сглотнул пиво, потерявшее свой вкус, и решительно двинулся в комнату. В полумраке он сразу увидел более темное пятно на шкафу. Кот восседал на своем обычном месте, светил фарами и не двигался. Збигаев не знал, чего ждать, и к добру ли то, что кот решил предварить свое появление этим омерзительным звуком. Не намек ли, что ему придется отведать этих когтей? Но за что?
Збигаев попятился обратно в кухню и вытащил из ящика припасенный фонарик. Яркий луч скользнул по шкафу, не высветил ничего особенного, как и в квартире вообще: фотография на стене, диван, отставшие обои в углу, этажерка с дисками, шкаф. Стоило Збигаеву отвести от него луч фонарика, как дверца с противным и долгим скрипом раскрылась. Он содрогнулся от ужаса и застыл столбом. Но минуты текли, никакие пришельцы и щупальца не высовывались в его комнату из иномирья, и Збигаеву стало просто скучно стоять и бояться. Он дрожащей рукой закрыл дверцу на ключ и только потом включил свет, запоздало вспомнив, что шкаф произвольно открывался еще при жизни его родителей, пугая таинственным скрипом. Отец так и не собрался сменить замок. А теперь отца нет, и сам Збигаев тоже не торопится…
Так или иначе, кота нигде не было, и стало понятно, что сегодня уже не будет. Збигаев допил пиво на кухне, все время прислушиваясь, и улегся спать.
Он проснулся рано и по этому поводу вышел из дома раньше обычного. Бомж стоял на прежнем месте, как и не уходил никуда. Подойдя ближе, Збигаев разглядел, что это и не бомж вовсе, а еще бодрый пенсионер с жалкой стопкой книг на ящике.
Збигаеву он кивнул как знакомому.
- Извините, - сказал Збигаев, не зная как начать.
Пенсионер сразу же перешел к делу:
- Ну, что?
- Кот, - так же кратко ответил Збигаев.
- Бил?
- Да что вы! У меня и кота никогда не было.
- Значит, повод дал, - резюмировал пенсионер и отвлекся на внезапного покупателя.
Збигаев посмотрел на часы и увидел, что уже опаздывает. Он побежал в метро и слился с потоком.
Вечером Збигаев сразу высмотрел пенсионера и предложил поговорить. Говорить пошли в пивную, которых развелось в последние годы видимо-невидимо. Збигаев как на духу рассказывал про кота, пенсионер попивал пиво за збигаевский счет и молчал. Дойдя до событий последней ночи, Збигаев с надеждой уставился на пенсионера, как будто он был больным, а пенсионер – его последней надеждой на жизнь.
- Я ж тебе говорю – не давай повода, - заметил пенсионер. – А ты, стало быть, дал. Вот оно и того.
- Да какого повода! – взорвался Збигаев.
- Такого, - сурово осадил его собеседник. – Вон читал - на улице Ленинской?
Збигаев попытался вспомнить.
- Улица Ленинская, дом 43, квартира 81, групповое убийство, - напомнил пенсионер. - Задушили двух детей и матерь ихнюю, отца посадили – дескать, из ревности он все сделал. А он тут вовсе ни при чем.
- Да вы-то откуда знаете? – Збигаеву стало скучно – напоролся на психа вместо волшебника. – Вы следователь, что ли?
- А живу я там рядом, в одном подъезде, - с достоинством ответил старик. – Понятым был, между прочим. Тут-то я всю обстановку и углядел.
Он сделал паузу.
- Ну? – против воли спросил Збигаев.
Пенсионер оглянулся по сторонам и понизил голос.
- Я как зашел, сразу срисовал. Вот гляди – коридор, как в путных семьях, вешалка там с польтами, дальше заходишь в залу, там диван стоит. Во второй комнате дети спят. Двое детишек – девять лет и шесть. Было. Самый шебутной возраст. Ты поглянь, как они лежали: жена в комнате, а детки у себя в кроватках как спят. Задушенные. Ребятишки, я чую, первыми и углядели.
- Что, что углядели? – в душу Збигаева потихоньку заползал холодный червячок страха. Этакая метровая гадюка.
- Как польты на вешалке висят, - таинственно прошептал пенсионер.
- Да чтоб тебя! – вскричал Збигаев от неожиданности. На них оглядывались.
Он вскочил и решительно двинулся вон из пивнушки, не глядя более на пенсионера, который тщетно хватал его за рукав.
Збигаеву было так стыдно, что уже и не страшно. Пенсионер оказался полным и натуральным психом, и логика его была логикой шизофреника, а он развесил уши и верит.
Домой он купил пельмени и сосиски, подумал и добавил еще консервы.
- Консерва 80 рублей.
- А чего так дорого? – изумился Збигаев.
- Смотрите ценник, для кошек все такие.
Збигаев перевел взгляд на банку. Впопыхах он сунул в корзину кошачьи консервы вместо человечьих лососевых. Он сглотнул. Или правда взять – может, кот наестся и подобреет, не будет больше приходить и пугать его черным остроухим силуэтом?
Он расплатился и пошаркал домой, сгибаясь под порывами ветра, словно ветер тоже был опасен.
Дома Збигаев поставил вариться пельмени и в предвкушении вечерней еды повеселел. Достал уксус, налил в блюдце и с аппетитом умял порцию пахнущих тестом пельменей, завершив ужин крепким черным чаем. Благодушный от сытости, он устроился на диване и, щелкнув пультом телевизора, принялся смотреть новости. Их прервала реклама, лишившая его чуточки обретенного спокойствия: лихо сигавший с крыши на крышу полосатый котяра во главе отмороженной шайки меховых бандитов.
Збигаеву стало тревожно – кот прыгал по крышам, в мгновение ока взлетал по заборам, выскакивал из не предвещавшего беды белого ничего. Он был всюду и требовал от людей дани – фирменной кошачьей еды. Это был знак, понял Збигаев. Мудрый телевизор учил, как следует откупаться от хищных котов, чтобы не случилось беды.
Збигаев, поколебавшись, пошел-таки к холодильнику, вынул банку, покрутил в руках, с неприязнью разглядывая сытую кошачью морду на этикетке, вскрыл ее, понюхал. Пахло съедобно.
Он выложил половину на блюдечко и поставил на шкаф. Вторую половину, подумав, на традиционное место кошачьего кормления - в кухне. Банку с остатками корма сунул в холодильник и принялся ждать.
Под страстные крики телевизора он уснул.
Проснулся Збигаев от тишины. Телевизор тихо гудел, показывая разноцветно-полосатый экран, люстра излучала болезненный в предрассветной серости свет. Збигаев сонно выключил и то и другое и лег досыпать.
Он вскочил в девятом часу утра, отчаянно уже опаздывая, и опрометью понесся на работу. Правда, хорошо выспавшись и трезво глядя с утра на вещи, он успел сгрести с шифоньера блюдце с застывшей как цемент кошачьей едой, распространявшей стойкий запах, второе с кухни и забросить их в холодильник. А потом уж понесся.
Весь день он не вспоминал о коте и вообще чувствовал себя как человек, вставший на ноги после тяжелой болезни и впервые совершивший физическое усилие, ощущая от этого усилия мышечную радость. Никакие пенсионеры не омрачали и его возвращение домой.
Збигаев вновь приготовил себе мужской ужин и с удовольствием отдался сетевым битвам. Он даже ощутил некое озорство, прибив врагиню, некую Блэк Кэт, закрывающую ему доступ к ресурсам, – бодро скачущую по экрану девицу с огромным мечом и в ажурном бронелифчике.
Проголодавшись, Збигаев вновь сунулся в холодильник за сосиской. Внезапно он уронил всю упаковку, с ужасом глядя в нутро полупустого агрегата. На полке мирно стояли рядом два блюдца, и на одном из них застывшая кошачья еда была наполовину съедена!
Беда в том, что сунув утром кошачьи блюдца в холодильник, он не посмотрел, где какое, а теперь все его ужасы и сомнения внезапно обрели отвратительно материальное подтверждение. Из одного блюдца ели с явным аппетитом и съели половину, а то и больше… Из какого? Того, что на полу на кухне, или того, что было на шкафу, где нюхал меланхоличный Шпуня?
Как бы то ни было, кот оказался из плоти и меха, а не плодом его воображения. И не дурак пожрать, подумал Збигаев, содрогаясь. Только вот что теперь делать-то?
Первым делом он подобрал сосиски и поставил вариться. Глядя, как всплывают, толкая друг друга, непристойно розовые поленца, он подумал, что раз кот берет взятки едой, то, может, ему повторить прошлый опыт? Ну съел и съел, вон еще на другой раз осталось. Съел и не пришел – вот что главное, подумал Збигаев. Понимает, зараза. Если кота кормить и дальше, он и дальше не придет. А он, Збигаев, тогда вернется к прежней беззаботной холостяцкой жизни.
Но все-таки червь сомнения точил его, точил, пока Збигаев возвращал блюдца на прежние места, добавив в каждое по вареной сосиске. Плевать на запах, и не так уж противно пахнет эта еда, но точно ли там съедено? Может, это он положил в одно блюдце меньше кошачьей жратвы, расстроенный непонятной ситуацией, а теперь сам себя пугает?
Остатки сосисок Збигаев сжевал, уже без всякого интереса прокачивая героя до следующего уровня. Придет - не придет, вот что занимало его мысли. А вдруг коту так понравится еда, что он будет таскаться сюда до самой его збигаевской смерти? А то и друзей приведет… Нет, чепуха, чушь и ересь.
Вырисовывался четкий алгоритм: есть еда – кот не приходит, нет еды – кот пугает Збигаева светящимися буркалами со шкафа. Вот этому алгоритму и будем следовать.
Как ни оттягивал Збигаев момент, когда надо ложиться спать, но лечь все же пришлось. Збигаев постелил, лег и натянул одеяло повыше, чутко прислушиваясь к ночным звукам. Ему было даже слегка интересно, как это кот придет и будет есть подношение. Откуда придет – вынырнет из-под стола, вырулит со стороны кухни, победно задрав хвост, спрыгнет с подоконника…
Или просто – тут Збигаев похолодел под своим одеялом – сгустится из просто черной тени на стене в черную тень с форфоресцирующими зенками, которыми неподвижно уставится на несчастного Збигаева?
Ми-э-э-у-у-а-у-а-у! – раздалось рядом, и Збигаев подпрыгнул на диване. Он не решался посмотреть в сторону шкафа, чтобы узнать, есть там кот или нет. Но тут же пришло спасительное облегчение – он догадался, что кошачий вопль донесся с улицы. Наверное, полосатые властелины помоек чего-то не поделили с рыжими властелинами.
Он смело пошлепал к окну и выглянул во двор. Дохлый фонарь едва освещал неухоженный двор и мусорные контейнеры в отдалении. Там кто-то копошился, потом черная кошка спрыгнула с края контейнера и пошла куда-то по своим кошачьим делам. Збигаев умиленно наблюдал за тем, как она рысит куда-то в темноту двора, подальше от его дома. Вот бы все так, подумалось ему. Ушли – и не пришли обратно.
Он вернулся на диван и укутался до подбородка одеялом, лег на бок, лицом к опасному шкафу. На шкафу было темно и ничего живого.
Збигаев уснул и во сне видел мяукающих и мурчащих кошек. Мяуканье становилось все громче, пока не перешло в кошачий вой. Збигаев подскочил. И проснулся. В комнате посерело, кошки за окном продолжали кошачий концерт, и Збигаев неожиданно вспомнил, что сегодня суббота и идти никуда не надо, можно спать до обеда. Только вот кошки… Невыносимо лень было вылезать из-под одеяла, открывать форточку и орать дурным голосом в надежде отогнать противных тварей. Должны же они когда-нибудь заткнуться?
Он прислушался. Солировали две кошки, разноголосо тянувшие по очереди и дуэтом свое миэээааууау, а на подпевках у них был, казалось, целый хор. Он начал даже находить какой-то ритм в этой оргии, как внезапно кошачий концерт стих, как отрезали, а с улицы донесся звук заведенного мотора и шуршание шин. С запозданием Збигаев понял, что это был не кошачий, а концерт, наверное, этой этнической музыки, волынка да скрипки, или что там еще у них мяукает во всю глотку?
Настала удивительная тишина, в которой Збигаев четко расслышал мягкий стук о пол небольшого тела, спрыгнувшего с изрядной высоты, и глухой топоток мягких лап. Топоток пролетел по квартире и затих не то на кухне, не то в ванной.
Окончательно разбуженный Збигаев с тоской смотрел на окно, за которым неумолимо разгорался поздний рассвет. Вот и светло уже, а ему никакого покоя. Окружают со всех сторон, подстерегают даже во сне, и сосиски, сосиски не помогают, боже мой, что делать. Он укрылся с головой, твердо решив придумать план избавления, и сам не заметил, как уснул.
Збигаев проснулся поздно, разбитый, помотался по квартире, пытаясь окончательно проснуться, стоял у окна и тоскливо рассматривал хмурый двор. На лавочке сидел, обернув лапы хвостом, черный кот и умывался.
«Ну с-сука, - подумал, медленно свирепея, Збигаев. – Ты уже и днем меня достаешь! Щас я тебя!»
Он натянул треники, куртку и кинулся вниз по лестнице. Хлопнула подъездная дверь. Никакого кота на лавочке не было, там сидели двое подростков и меланхолично щелкали семечки.
- Пацаны, кота тут не видели?
- Ваш, что ли, - спросил один через паузу.
Збигаев замялся. Называть кота своим не хотелось – он уже сделался суеверен, сказать «не мой» - черт его знает, что подумает пацанва.
- Ну, - неопределенно ответил он.
- Он вон он, - мальчишка показал рукой куда-то за пределы двора. – Он к кошке ходит на ту сторону улицы.
Збигаев пошел куда указали. Через дорогу, значит, думал он злобно, чтоб тебя в лепешку раздавило, гадина, машин прорва.
Выйдя на улицу, Збигаев заметил кота сразу. Тот уточкой сидел у бордюра и ни к какой кошке не собирался. Наверное, пережидал транспорт.
В голове злого Збигаев возникла адская мысль. Он подкрался к сидящему коту и пинком отправил его на проезжую часть, под колеса. Кот завизжал… нет, это завизжали у него за спиной.
- Ма-а-ма-а! – отчаянно орал чей-то ребенок. – Дя-а-дя мою вугушкупвулвохкуа-а-а-а!
Збигаев обернулся. За его спиной размазывал слезы по лицу карапуз в красной курточке, к нему спешила на каблуках женщина, окатившая Збигаева недобрым взглядом кошачьих глаз.
Видно было, у нее найдется что сказать дяде, когда малыш успокоится. Он посмотрел на дорогу. Кота отбросило колесами к тому же бордюру, и он теперь ясно видел, что это игрушка, сшитая из искусственного меха, вся мокрая и измазанная в грязи.
Он похолодел.
Мало того – Збигаева затрясло. Он не понимал, как мог принять игрушку за живого кота, и еще меньше понимал, как он, всегда гордившийся своим непричинением вреда никому, мог дойти до такого. «Наверное, я болен», - подумал Збигаев, трясясь от озноба и лязгая зубами.
Рев за его спиной перешел в мелкие всхлипы, и он спиной почувствовал приближение разгневанной мстительницы. Каблуки цокали.
- А ну пошел отсюда, алкаш чертов! Ребенка мне перепугал. Пока я тебя, бомжару, в милицию не сдала!
Збигаев посмотрел на свои тапки, треники и замызганную куртку – и правда, бомж бомжом. Такому в самый раз охотиться на котов.
- Извините, - пробормотал он и повернул к дому.
Сунув руку в карман, он обнаружил, что ключей у него нет, но с благодарностью проскользнул вслед за соседкой. Поднимаясь по лестнице, Збигаев машинально прикидывал, как ему попасть в квартиру, но та встретила его приоткрытой дверью… Самую чуточку, однако приоткрытой. Збигаев, в чьей памяти еще гремел гул захлопнувшейся с размаху тяжелой двери, попятился, но деваться было некуда. Если сейчас она захлопнется, он так и останется стоять на лестнице без ключей, в промокших тапках и похожий на бомжа.
Збигаев осторожно просунул голову в прихожую, стараясь уловить малейший звук, но в квартире было тихо. Медленно он продвигался в сторону комнаты, как вдруг из-за угла на него вылетел как черная шаровая молния черный гладкий кот. В зубах бандит держал остаток сосиски. Он прошмыгнул между ног Збигаева и был таков.
Збигаев, внутренне готовый встретить грудью опасность в виде какого-нибудь домушника или не в меру любознательного отрока, сполз по стене. Сердце бухало от пережитого ужаса, но где-то внутри, очень глубоко внутри, он почувствовал облегчение и едва не разочарование.
Значит, кот и впрямь существует, ест сосиски, добытые заведомо нечестным путем, вон он какой гладкий, и ничего опасного в нем нет – обычный наглый и вороватый котяра. О том, как этот котяра пробрался к нему в дом и как он вдруг оказался здесь, и чем открыл захлопнувшуюся дверь, он старался не думать.
Збигаев прошел на кухню, осмотрел вылизанное дочиста блюдце и почувствовал прилив аппетита.
Он запоздало побрился, влез под душ, потом, уже чистый и умиротворенный, пожарил картошки и с удовольствием съел всю. Затем растянулся на диване.
Слабое октябрьское солнце милостиво осветлило стену и заиграло на пыльной, сто лет не видевшей тряпки, полировке проклятого шифоньера. Збигаев осматривал квартиру, такую привычную и знакомую до трещинки на подоконнике. Он жил здесь с детства с родителями, потом они развелись, потом умер отец, потом мама, а он все живет в этой выученной наизусть комнате. С родительских времен прибавился только компьютер да сменился на более модный телевизор. Диван – тоже современный, с хитро выгнутой спинкой. Новые обои, которым уже, впрочем, исполнялось четыре года. Особой хозяйственностью Збигаев не отличался и не видел нужды в смене убранства: уютно, удобно – ну и ладно. Хотя обои вон уже отклеились. Збигаев привстал, чтобы повнимательнее посмотреть на отклеившиеся в углу обои, и сел обратно на диван.
При ближайшем рассмотрении оказалось, что обои не отклеились, а висят лохмотьями, как будто их драли когтями.
- Что за!.. – он недоговорил. Никаких животных в доме у них отродясь не водилось, тем более что он сам клеил эти обои и точно помнил, что приклеил нормально.
Кот, больше некому, подумал Збигаев. Ему вновь сделалось тревожно. Солнце растворилось в привычной серой хмари, в комнате потемнело. На Збигаева стремительно наваливалась тоска. Он попытался вспомнить, как проводил выходные до кота. Та жизнь казалась ему сейчас какой-то очень далекой и блеклой, чужой. До кота он ходил с приятелем иногда пить пиво в боулинг, летом ездил с той же целью на природу с то ли Катей, то ли Светой и тогда же расстался с ней, неприятно пораженный определенностью ее матримониальных планов. Иногда брал на дом халтуру или с удовольствием отсыпался после трудовых будней. Несколько раз ездил на «сисопку», но и там не прижился.
Он позвонил приятелю с бассетом, но того не было дома, а бассет, конечно, трубку не брал. Мобила приятеля молчала, не откликнулся и десяток других номеров из его телефонной книжки.
Он остался один на один с тенью кота.
Но это его не испугало, напротив, Збигаев развил бурную деятельность: вытащил из шкафа пиджак, надел черную водолазку, почистил брюки, потом ботинки, проверил наличность в кармане и быстро, пока не пропал запал, вышел из дома.
К его слугам красивые девушки, водка, кафе, боулинги, клубы и даже кинотеатры! А кот пусть давится сосиской, все равно в ней одна соя.
Похоже, Збигаев вышел из дома в очень удачный момент, потому что уже минут через пять целеустремленной ходьбы буквально столкнулся с однокурсником.
Они радостно напились в баре. Прощаясь, Збигаев достал мобильник и с пьяной нежностью потребовал:
- Вадька, забыл…черт… забыл, диктуй фамилию и номер.
И тот так же старательно, по слогам, назвал номер и фамилию - Котов.
- А у меня… тоже есть знакомый кот! – расхрабрившись от выпивки, признался Збигаев. – Вот поверишь, вот такой котяра!
И он попытался руками показать, какой котяра.
- А фамилия у него есть? – Котов, похоже, находился в том же градусе опьянения, что и Збингаев, и подхватил игру.
- Не спрашивал, - мотнул Збигаев головой. – Наверно… Котенко. Или Котидзе.
Приятели долго веселились, придумывая кошачьи фамилии, пока приятель не вспомнил, что метро закрывается, а ему до дома пилить и пилить.
Они распрощались у бара, и Збигаев поплелся по ночной улице домой, изредка пьяно смеясь.
И нисколько не удивился, углядев у стены дома, как раз перед тем, как ему сворачивать во двор, черного кота.
- Слышь, Котенко, - обратился к нему Збигаев. – Или как там тебя… Кошечкин… Котов… не, Котский. Ты, Котский, ко мне больше не ходи, пнял? Ты мне не нрависся.
Кот не отреагировал на пьяного Збигаева.
- Девушка, - обратился тогда тот к проходящим мимо юницам, - ну хоть вы ему скажите, чтоб ко мне больше ни-ни!
Девушки обошли Збигаева по дуге и прибавили шагу.
Збигаев и сам понимал, что в таком состоянии вряд ли будет убедительным, но попытался еще раз донести до черного кота всю мерзость его деяний.
- Я не хочу! Слышь! Не хочу. Чтоб ты ко мне таскался. Зачем сосиску украл, а? Говори, с-скотина!
Скотина молчал, весь как черный, вырезанный из латекса силуэт. Збигаев, постояв, двинулся домой, поминутно оглядываясь.
- Даже кот со мной разговаривать не хочет! – пожаловался он вслух и сел на лавочку. Больше торчать поздним октябрьским вечером на воздухе дураков не было. Теплота пива и дружеского общения согревала Збигаева, пока хмель медленно рассеивался в черном шепчущем кустами воздухе.
- Надо ж… Вадька Котов, - рассуждал он вслух. – А ведь приятелями были, а не виделись… сколько ж не виделись?
Он задумался, припоминая институтских друзей. Было их всего четверо, прочие приятели. Котов был как раз приятелем, но вот поди ж ты: с друзьями он не виделся сто лет, а Котов – вот он!
Внезапно Збигаев дернулся как от ожога.
Поспешно вытащил мобильник и набрал номер товарища с бассетом.
Тот был дома, но крайне недовольный.
- Котов? Да черт его знает, - буркнул он в трубку. – Кажется, он, но точно не помню. Позвони Сереге.
И Збигаев вновь остался один. Напряженно роясь в памяти, он пытался вспомнить: кто из однокурсников погиб во время крушения пассажирского лайнера года два назад. Вроде Котов там был в списке… или нет? Или кто другой на букву К? Но другого не было – он, точно он.
И если был – то с кем же Збигаев просидел несколько часов, поглощая пиво под легкую закуску и вспоминая студенческие годы?
Ответ он уже знал, но изо всех сил старался не выпустить его наружу из подсознания даже в виде мысли, не то что в виде слова.
«Со всех сторон ведь обложили, - подумал он с тоской. – Ну что я им сделал!»
Подниматься в квартиру было опасно. Збигаев чувствовал: там ждет его кот, чтобы накинуться в темноте прихожей. Нет, надо выманить его сюда. Здесь люди и больше пространства для маневра.
Пошатываясь, Збигаев встал, и усердно изображая сильно пьяного, пошел обратно. Он рассчитывал, что кот тоже выйдет на улицу, а там спасение, там люди, там милиция, наконец.
Ветер гнал по тротуару бумажки, мокрые листья и Збигаева, который целеустремленно шел куда-то сквозь пятна слабого фонарного света и густой тьмы, втянув голову в плечи. Впереди маячил какой-то свет, резкий и вымораживающий глаза изнутри, но Збигаев летел к нему как мотылек. Он продрог и корил себя за то, что так легкомысленно покинул сегодня квартиру. Теперь вот ищи безопасное место… Нет-нет, на свету все будет иначе. От него шарахнулась мокрая бродячая собака и облаяла, отскочив в сторону.
За кого она меня принимает, подумал Збигаев, втягивая шею и руки в куртку, как черепаха под панцирь. Собака привязалась и бежала следом, простуженно лая. Откуда-то сбоку послышалось еще тявканье. Збигаев почти бежал к свету, который все никак не начинался. Черные кости деревьев, со всех сторон обступившие его, мешали свету – он это чувствовал, а значит, мешали и безопасности Збигаева.
За ним следовали уже три собаки, на разные голоса сзывавшие сородичей присоединиться к веселой погоне.
Неожиданно Збигаев сделал хитрый финт – метнулся в сторону, протиснулся через нетолстые стволы и выскочил наконец-то в долгожданный свет. Грязные лужи – и те сияли новогодними огнями, нить фонарей уходила в неоновую даль, принося успокоение. Збигаев вышел на середину и зашагал по разделительной линии.
Собаки облаивали его с края дороги, но все неохотнее.
Вскоре он перебежал на тротуар, едва не попав под колеса траурно-черному лимузину. Он уселся на продуваемой ночным ветром остановке и стал обдумывать свое положение. Домой возвращаться нельзя, это ясно как день, да еще эти собаки. Чего они к нему прицепились, гавкали, как на врага… Збигаев вспомнил, как приводил домой Шпуню, и ему стало тревожно. Может, собаки приняли его за кота? Может, в том и состоял хитрый план неведомой твари, чтобы самому занять место Збигаева - теплую квартиру с ванной и уютным диваном, а его выгнать в обличье шелудивого зверя на опасные, холодные улицы? И он сам помог ему, сам бежал из дому, когда до двери оставалось всего ничего. Сейчас сидел бы дома, пил горячий чай…
Збигаев вытащил руку из кармана и посмотрел на нее. Обычная мужская ладонь, в меру корявая… ничуть не похожая на кошачью лапу. Этой ладонью он осторожно ощупал лицо и голову – все в порядке, никаких изменений не заметил.
В бумажнике осталось немного денег после бара, и он решил не идти пешком, поймать такси, чтобы подвезло к дверям, а там уж как-нибудь…
Он вышел на край тротуара и призывно выставил руку. Машины летели мимо, не особо интересуясь мужской конечностью, Збигаев даже расстроился. Наконец возле вконец окоченевшего Збигаева остановился затрапезный жигуленок. Не успел он взяться за ручку, как его мягко оттеснил большой парень в компании с вертлявой девицей, открыл дверь сам и, просунув голову в салон, стал договариваться с шофером.
- Эй, ты чего, я первый … - начал Збигаев.
Но парень втиснулся в салон, девица юркнула на заднее сиденье, шутливо бросив Збигаеву короткое «Брысь!».
Жигуль умчался, весь черно-белый от грязи, а Збигаев так и стоял у края тротуара. Он забыл как дышать.
Потом, опомнившись, побрел куда-то по полночной улице. На ходу он пытался дернуть хвостом, выпустить когти, встопорщить усы и время от времени грозно мяукал, отпугивая собак.